– Не-не, Афанасьич, – отказалась Варя, одновременно подавая бутылки и стаканы, – не буду.
Посмотрела на Летова снова:
– А я вас помню…
– Кого это – нас? – перебил он её. – Я ж не император какой-нибудь.
Варя зарделась и засмеялась:
– Ты на класс старше учился, так, Саня? Всё воевали…
Он снова перебил:
– Так ты сестра Толика, моего лучшего друга?
– Да.
– А он где сейчас? Я его лет двадцать не видел.
– В ПТУ в Кирове, мастером.
– Ну вот, оказывается, мы знакомцы, а ты даже выпить с нами не хочешь!
– Не-не, не буду!
– Ладно! А мы выпьем, да, дядь Миш? А закусить? Я без закуски не умею.
– Да вот же, – вступилась Варя, – конфеты!
– И больше ничего существенного? А под прилавком? – Летов знал об этом феномене нынешней жизни.
Варя засмущалась:
– Да если бы и было, разве я пожалела бы для дяди Миши и для тебя, Саня? Нет, только одни конфеты и есть. – Она посмотрела на меня, удивлённого. – Да вы прямо руками берите сколько хотите!
– Как брать? Они же все слиплись?
– А вот так, пальцы сделайте ковшиком и берите! – показала.
Ящик больше чем наполовину был опустошён.
– Это что, и они, работники, так закусывали: руками?
Варя отвернулась, закрыв глаза ладонью. Глухо, не оборачиваясь:
– Простите меня, я ложки из дома приносила, да они их с собой позабирали. Принесу – а они заберут…
– Хватит, Саня, – не выдержал дядя, – девушку до слёз довёл! Не виновата она! Сюда бы этого многозвёздного генсека да заставить его закусить вот так! Хватит! – Он поднял налитый стакан, чокнулся о его, стоящий: – За встречу! Всегда рад тебя видеть, племяш!
Он выпил залпом.
И Летов выпил глотками, потом, угнувшись, ждал, когда пройдёт желание желудка выкинуть тёплый вонючий яд.
– Пойдём, Саня! Прости нас, Варвара, и запиши за мной.
Дядя Миша засунул обе бутылки в карманы пиджака и пошёл на выход. Летов, захватив стоявшую на полу обувь, пошёл следом.
Ему было стыдно.
Шесть лет назад в космос улетел почти его ровесник, Юрка Гагарин.
В Москве с невиданным размахом собираются отметить пятидесятилетие Октябрьской революции.
И война окончилась двадцать два года назад…
В доме, где за два с половиной года до начала войны, вьюжной февральской ночью, в годовщину гибели крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», родился он, Летов, в горнице был накрыт стол с немудрёными деревенскими закусками и городскими, что удалось купить. Посреди стола стояла початая четверть самогона.
«И где только сохраняют такие бутылки?» – подумал Летов.
Они сидели за столом, когда с работы пришла Зоя Власьевна, жена дяди; слухи донесли ей о приезде родственников.
– Тёть Зой, а почему у вас в колхозе подсолнухи такие? – Люда показала на букет в банке с водой.
– Да обыкновенно. В область семена пришли, и их через сито. Крупные – себе, на еду, может, на продажу, а может, за взятки, кто богаче. Остальное – в районы, там тоже сита есть. Даже здесь, в колхозе, сита есть. И сеем мы то, что семенами и назвать нельзя, – высевки, отбросы. Пять процентов всхожесть.
– Но зачем же вы их сеете? – не вытерпел Летов.
– А попробуй не посей – через неделю ни председателя, ни меня, агронома, не будет. Да ещё и посадят. – Помолчала. – И во всём так…
– Но вы же коллективное хозяйство, а не государственное, сами – коллектив? – не унимался Летов.
– Крепостные мы! – отрезала тётя. – Нашим только десять лет назад паспорта давать стали! А крепостными так и оставили.
Дядя Миша встал:
