Напротив, через речку, был дом бывшего помещика Ардальонова, предки которого одними из первых дали «вольную» своим крестьянам. И дом бывшего крепостного Брянцева соперничал, а во многом и выигрывал у дома помещика.
С приходом большевиков и организацией колхозов надел забрали вместе со скотом, дом и сарай заставили разобрать и перенести всё в село, выделив для этого новый надел, примерно двадцатую часть от имевшегося. Сад негласно остался за Брянцевыми, и Саня с мамой, тётей Зиной, дядьками ходил в него за яблоками. Он участвовал и в попытках пересадить часть деревьев на новое место, большинство из которых были неудачными: деревья были слишком большими.
Дом с постройками крепко стоял на новом месте, он уцелел и за два года оккупации; его не успели сжечь даже специально оставленные солдаты вермахта.
Но через четыре года после войны, когда Летов с отцом уже жил в городе, случился пожар, уничтоживший крышу, сени, все хозяйственные постройки.
Восстановление прошло тяжко; сени получились маленькими и тесными, без единого окна, и сложены они были, как и сарай, из случайных брёвен. Крыши, бывшие под щепой, стали соломенными. Сам дом выдержал это малое время, но сени и сарай успели покоситься; часть брёвен гнила.
Замеченное породило печаль в душе Летова, ещё больше загрустил он от увиденного в кузне и возле нее.
Здесь была голая правда, в отличие от трескотни в телевизоре про новую пятилетку, успехи в освоении космоса, процветание в стране и государствах народной демократии.
Какой прогресс при голых полках магазинов, отсутствии дорог, откровенном развале сельского хозяйства?! Как корова, спасшая от голода в 1946 и 1947 годах, стала нерентабельной? Почему власть с 1960 года стала ежегодно поднимать цены на продукты, и не только на них? Как руководители страны посмели расстрелять возмутившихся рабочих Новочеркасска, протестовавших против урезания их зарплат и роста цен, и почему трусливо скрыли произошедшее? Отчего здесь, в этом колхозе, как и по всей стране, отобрали выпасы для общественного стада, обложили налогом держателей коров, яблони в огородах? Как результат – общественное стадо исчезло, колхозник лишился молока, мяса, а некоторые повырубали плодовые деревья. Кому это нужно? Кому, чёрт возьми?
Зачем его заставили подписаться под бумагой, обязывающей его врать при встречах с иностранцами (он стал начальником конструкторского бюро в аграрном НПО) об урожайности пшеницы и других культур, о надоях молока и прочем? Бумага была многостраничной, охватывала все стороны жизни человека и общества. Это был не просто обман, а государственная ложь!
Ответы на все эти вопросы он получил значительно позже: в 1997 году волею судеб Летов побывал в Америке, будучи приглашённым на учёбу в крупную нефтедобывающую компанию, SVEPCO, головной офис которой находился в городе Далласе штата Техас. Помимо учёбы в этом штате у него был хороший знакомый по десятилетней переписке фермер Эд Рохрбач, чьи владения располагались недалеко от города Амарилло, рядом с городком Херефорд. Естественно, он не упустил возможности воочию посмотреть на то, о чём в письмах ему рассказывала Эрлин, жена фермера.
На четвёртый день пребывания, освоившись, он попросил вице-президента компании, курировавшего учёбу будущих интернациональных агентов по продажам выдающейся фирменной продукции, связать его с Эдом, что тот с видимым удовольствием и сделал. Утром следующего дня крепкий загорелый американский крестьянин в холле гостиницы мял его в объятиях, удивляясь: как это он смог пересечь океан? Неужели большевики начали выпускать своих людей за границу? Четыре часа езды в «додже» Эда по надежным штатовским дорогам – и он, крестьянин по рождению, оказался в американском фермерском доме.
