– Значит так, – подытожил воевода. – Первое – монахов было двое. Второе – они действительно шатались по краю оружными, хотя мечи свои прятали, на виду не носили. И комонные – по два коня на каждого. Третье – монахи были здоровые, настоящие витязи в черных рясах.
– В Елатьме про них никто ничего не слышал, – сказал Рыжий. – Хотя там народу много толчётся, могли и не приметить. А мы не расспрашивали. Жаль. Надо было бы.
– Завтра все одно пойдём на Муром. Здесь задерживаться не будем, – решил Сокол. – По пути в селениях поспрашиваем и про княжича, и про монахов странных этих.
– И откуда они взялись такие? – удивился Заруба – Монахи с оружием… Чепуха какая-то.
– Это вопрос, – согласился чародей. – Надо бы про них разузнать побольше. Ох, не зря они здесь объявились. И не только за княжичем пришли, думаю. Что-то ещё вынюхивают.
Чародей достал из сумки кусок бересты и принялся (за чернилами лень было лезть) царапать на ней послание.
– Князю отпишу. Пусть своим людям про монахов скажет, может, разузнают чего.
Дописав, Сокол скатал бересту, перевязал веревочкой и, пролив со свечи расплавленного воска, приложил личную печать. Свиток оставили конюшенному с твердым наказом: доставить князю с первой же оказией. Сами же, чтоб времени попусту не терять, в Мещёрск решили не заворачивать.
***
Покинули двор, хорошо выспавшись. Солнце уже основательно пропекло землю, однако стоило им выехать, как небо заволокло хмарью, и взялся моросить дождь. Дорога быстро раскисла, из-под копыт коней полетела первая грязь.
В Которово Заруба нос к носу столкнулся с тамошней вольницей. Нет, воеводу не стали задирать, но когда он остановился на перекрёстке, решив таки поспрашивать селян о монахах, улицы вдруг опустели. Провернувшись на месте и заметив лишь старую женщину, Заруба надумал расспросить хотя бы её, но едва он окрикнул, та юркнула за угол и исчезла в каком-то проулке.
Которово словно вымерло. Семеро всадников простояли посреди села битых полчаса, но убраться восвояси воеводе мешало упрямство, а Сокол не торопил. Ему и самому любопытно стало, чем дело закончится.
Заруба всё же переупрямил вольницу. К отряду подошёл паренёк. Держался он уверенно, чтобы не сказать дерзко. Никакой робости перед княжими воинами не испытывал, а на вопросы отвечал коротко, не скрывая, что желает побыстрее спровадить незваных гостей.
Да, монахов селяне пару раз видели, но те к людям не обращались. По лесу шастали, по дорогам рыскали. Может, искали чего. Народ божьих людей не задирал, те тоже спокойно себя вели, так что веселья в тот раз не получилось.
Заруба пробурчал что-то вроде благодарности, и они поехали дальше.
– Распустил князь народ, – ворчал воевода. – На московской стороне, небось, не посмел бы молокосос с воином как с ровней говорить. А на сотника и глаз бы не поднял.
– Успокойся, Малк, – улыбнулся Сокол. – Потому вольные люди большей частью и бегут сюда, а не отсюда. Ты и сам-то Мещеру выбрал, хоть и тверской по рождению.
– Ты и про это наслышан? – Заруба горько усмехнулся. – Когда я бежал, там такое творилось, что и бояр за холопей считали. Резня там началась страшная.
Воевода хлопнул коня по холке.
– Оно всё верно, что ты говоришь. Но и дружину уважать надобно…
Ближе к столице зачастили встречные крестьянские возки – народ разъезжался по деревням после пятничной торговли. Возле Напрасного Камня, откуда до Мещёрска рукой подать, повернули на Муромскую дорогу. Здесь ходу поубавили, пошли не спеша, то и дело проверяя по обочинам следы. Несколько раз то Заруба, то Сокол, что-то почуяв, останавливали отряд. Спешивались и словно псы изучали прилегающий лес.
