– Вот что. У нас тут война затевается с мужичьём местным. Приступом нас взять, убогие, задумали.
Заруба сверкнул глазами.
– Но не надейтесь, что через это вам свобода образуется. Монахи здесь воду мутят. Те же, что двоих ваших зарубили. Потому расклад таков: хотите получить свободу, – вставайте на нашу сторону, а нет – подыхайте в путах, как бараны.
Все пятеро долго думать не стали – согласились.
– Оружие ваше вон там, в углу свалено. Берите кому что надо. Но если кому-то из вас вдруг пришла в голову мысль к местным переметнуться, то помните! – воевода перешел на зловещий шёпот. – Разыщу, поймаю, на кол посажу или колдуну вон отдам – он вам мигом дырку в голове просверлит и мозги ваши через соломинку вытащит, а заместо мозгов помётом куриным голову заполнит, и будете у него рабами вечными с душами погубленными.
Он помолчал и добавил:
– Однако уж если верность сохраните, волю получите, слово даю.
Хоть и неправильно распылять силы, решили прежде времени стены острожные мужикам не сдавать. Ворота закрыли, припёрли для верности брёвнами. Пятеро прощёных разбойников, под рукой Рыжего, забрались с луками на крышу ближайшей к воротам постройки. Дуболом с начальником встали за воротами, остальные остались в доме.
Увидев на крыше лучников, подступающие селяне остановились в десятке шагов от острога. Толпа выпустила вперёд человека, который раскинув пустые руки, приблизился к воротам и постучал.
– Кто таков? Чего надо? – спросил Дуболом через малое окошко в двери.
– Отдайте колдуна по-хорошему. Остальным ничего не сделаем, – заявил парень, даже и не подумав представиться.
– Ишь ты, хупавый какой. А знаешь ли ты, что здесь распоряжается княжеский воевода? Если вы ударите по нас, потом за крамолу ответить придётся.
– Про то никто и не узнает, – ухмыльнулся парень.
– Одумайся. Половину села порубим, – попытался образумить селянина Дуболом
– Моё дело предложить… – пожал тот плечами и вернулся обратно к своим.
В мужиков явно вселился бес. Чего бы им ни наговорили про злого колдуна, нападать на княжеских дружинников было с их стороны полным безрассудством.
Но они напали.
После первой попытки прорыва повстанцы отхлынули, оставив лежать возле ворот четверых, с торчащими из тел стрелами. Двое ещё корчились, а двое, видимо, уже отошли. Среди селян порочных дел мастеров не нашлось, и бить ворота тараном они не додумались. Толпа стала растягиваться, беря двор почти в сплошное кольцо, за исключением крутой надречной стены. Теперь пятью луками нечего было и думать остановить напор. Выпустив ещё по стреле и, вроде бы, кого-то даже зацепив, Рыжий увёл разбойников с крыши. Чего доброго, ворвутся мужики внутрь и непросто станет к своим пробиться.
Острог, может, зверя какого, или там мелкую шайку и сдержал бы, но сотня селян управилась с ним довольно легко. Воевода с Дуболомом, прикрывая один другого, лихо рубили головы лезущим в проделанные щели мужикам. Лишь однажды, пожалев слишком уж юного паренька, Заруба ударил плашмя. Оглушил того, не убивая, да и сам доброте своей подивился.
Скоро ополченцы полезли отовсюду. Дружинники отступили к хоромам, куда уже вернулись лучники. Сам Рыжий, опасаясь скорого пожара, догадался выпустить из пристройки лошадей. Теперь животные носились по тесноте двора, сбивая с ног и топча зазевавшихся селян. Когда Рыжий, последним из всех, заскочил в дом, двери заперли, заложили бревном. После чего, для верности, принялись заваливать проход лавками, столами, бочками, всем, что попадалось под руку.
