- Сергей Фомич, каким ветром? - улыбнулась Голубева и протянула руку для приветствия, - Давненько ждём, чтобы к нам кто-то наведался.
- Да вот, завернул. Давеча Петр Петрович прислал - по жалобе.
- Ах, это. Хорошо, что вы, а то с другими мне совсем не удаётся договориться. Всё ни как не поймут, что зима на улице и отапливать скоро нечем будет. Дров то, всего ничего, а на этот год нам ещё не выписали. С прошлого, что осталось, экономим как можем, а несколько подопечных уже и слегли.
- Всё решим, - Сергей Фомич поежился от налетевшего порыва ветра и стал подниматься по лестнице, чтобы войти в здание и несколько обогреться.
Ольга Григорьевна распахнула дверь, в нос ударил тяжелый, спёртый воздух. В нём трудно было угадать что-то одно, скорее смесь разных, не слишком приятных ароматов. Сложно представить, чтобы в доме пахло так дурно. Но тут, это всякий раз удивляло Бердяева. К натуре Сергея Фомича можно было причислить и чрезмерную брезгливость, от того и воздух в таком помещении казался ему отвратительным. Он понимал, столько нищих, больных людей не могут пахнуть хорошо и старался терпеть, прикладывал к носу надушенный платок, дабы не показывать отвращения. Ольга Григорьевна замечала это, но в глазах её всегда читалось понимание.
Они прошли на второй этаж, в кабинет. Голубева сразу достала бумаги, отчёты и Бердяев принялся разглядывать цифры. Несколько минут потребовалось ему, чтобы понять, всё в порядке и не мешкая, приступил непосредственно к делу, за которым приехал.
- Так что там с этой жалобой?
- Да, вот, - Голубева протянула листок бумаги, - Анна Михайловна Синицына, написала в комиссию управляющую фондом, что в заведении холодно и люди болеют. Помещение недостаточно отапливается. Да вы и сами можете поговорить с ней, она как раз навещает свою подопечную. Пойдёмте, - и сестра милосердия открыла дверь кабинета, приглашая Бердяева проследовать за ней.
Обычно, Сергей Фомич тщательно избегал встреч с обитателями богадельни. Если и видел кого, то только тех, что гуляли по парку. Да и то старался делать грозный вид, чтобы они и не думали приближаться. Но, входить в помещения, туда, где они живут - это уж слишком. Он, ни за какие коврижки не согласился бы на такое. А тут, прямо таки приходится подчиняться, потому, что некая помещица сидит сейчас там, куда Бердяев, категорически не намерен заходить.
Стараясь не выказывать и тени малодушия, Сергей Фомич проследовал за Ольгой Григорьевной, словно провинившийся ребёнок и стойко шагнул в открытую дверь общего помещения.
Гул множества голосов окутал со всех сторон. Тут было всё и разговор, и плачь, и бормотание, стон и храп, кашель и пение. Тут кипела жизнь.
То, что открылось взгляду помещика, было хуже, чем он представлял. В тусклом свете, что едва пробивался в запылённые окна, он разглядел, что оказался в широком зале с высоким потолком. Всё свободное пространство было заставлено множеством деревянных нар застланных дерюгами и тюфяками. Кругом сидели или лежали женщины с лицами землистого цвета. Казалось, будто Сергей Фомич попал в окружение серых женщин. На первый взгляд они были похожими друг на друга, с тем лишь отличием, что седые волосы некоторых выделяли их из общей массы. Несколько девочек разных возрастов, так же похожих на всех остальных.
Сергею Фомичу стало, вдруг, страшно в таком окружении, он посмотрел на окна, что почти упирались в потолок. Бердяеву показалось, будто он попал в место, в котором его сейчас закроют и оставят навсегда. Будто за какие-то давние прегрешения он наказан, и вина определена. Он заёрзал и закрутился, стал в испуге озираться по сторонам, пытаясь найти ближайший путь к отступлению, но позади неумолимо следовала Ольга Григорьевна и не давала возможности повернуть. Пришлось идти вперёд.
