Надоел бессмысленный спор и поливание друг друга нелюбовью.
Было, рыкнул, чтоб немедля ушла, да Аспид первее меня до жены добрался. А когда я за рассудок человеческий удержался, смаргивая наваждение, Вольха уже распластанная на столе, повизгивала от ужаса.
Тонкая, вёрткая, а я меж ног её был.
Кровь лавой вены изжигала, во мне пожар бушевал.
Ох, и желал я девицу опять. Плоть крепко стояла, штаны натягивая, и нравилось мне держать Вольху в алчных руках. Дерзко и вольно оглаживать, кожу её нежную ощущать...
По ляжке ладонью скользнул под тонкой тканью платья, подбираясь к цели вожделенной...
— Пусти! — ещё прытче забилась подо мной жена.
10. Глава 10
Глава 10
Дамир
Шипела, бранилась, кулачками по мне колотила: отталкивала, всё крепче ненавидя и лютуя. Может Дамир бы и прислушался, отпустил, да только Аспид сильнее в похоти был.
А когда кулак жены по щеке и носу неприятно мазнул, с утробным рыком руки её над головой сомкнул, своей пленяя. Заголил по пояс, махом задрав подол платья, и взял с одного толчка, пока она исторгала проклятия и обещала кровавую смерть.
Бешеная жена у меня. Горячая, дикая... Как кобыла ретивая: характерная и лягающаяся. Даже укусить пыталась, но Аспида этим искусно заводила, и слёзы её скорее аппетит подогревали, нежели совесть пробуждали.
Сама виновата: сама его провоцировала. И пока не научится себя правильно вести со Змием, то мне его не обуздать.
Потому вколачивался всё быстрее уже в преддверии жгучего удовольствия, затмевающего разум и обращающего кровь в лаву. Толкался глубже, смакуя ощущения от соприкосновения с нежной кожей.
А внутри у Вольхи было тесно и влажно... так хорошо, что неуправляемым я становился, потому Аспид и творил непотребное. Таранил узкую плоть, входил глубоко, до предела... уже на грани извержения. И стоны девицы подстёгивали к этому. Не орала уже — всхлипывала, свои губы кусая да глаза прикрывая аккурат с каждым моим толчком. И даже не замечала, что не держал её руки боле. Одной в меня вцепилась, почти пальцами в кожу впиваясь, другой — в край жалобно поскрипывающего, стола.
А я любовался, смотря на её лицо раскрасневшееся, на грудь юную, упругую, качающуюся в такт моему безумию...
О, боги, как меня трясло от алчного желания. Хотел познать её на вкус... Так хотел, что не выдержал — дёрнул в стороны ткань.
От восторга созерцать полную грудь с розовыми, дерзко торчащими сосками, требующими ласки, чуть не задохнулся. Накрыл ладонями, сжал, проверяя наощупь упругость, и меня пронзило острым удовольствием.
Качнулся в жену ещё пару раз и, изливаясь, замер. Блаженство по телу сладкой волной прокатывалось, на смену ему опустошение и лёгкость приходили. Закрыв глаза, смаковал ощущения... но недолго. Когда человек во мне сильнее стал, я с досадой осознал, что вновь девицу силой взял...
Вольха
Я его ненавидела!
О, как же я его ненавидела!!!
Люто, всей душой, аж сердце выпрыгивало из груди, и трясло крупной дрожью.
И всё же Дамир — животное... похотливое и жестокое. Принудил... взял прямо на столе, не страшась, что челядь войдёт. И ничто этого буйства не предвещало, ведь мирно трапезничали, говорили по сердцам... Откуда безумство? С чего вдруг набросился?
Проучить, показать, кто в доме хозяин, а мне моё место?
Чуть на пол не рухнула, только Аспид меня в покое оставил. Отошёл в сторону, надсадно сопя и одежду на себе оправляя.
А я едва за край стола держалась: в ногах слабость, в теле странное волнение, точно лихорадило меня. Глянула на чудовище с ликом человека, и такое отчаянье и злость накатили, что схватив со стола нож, бросилась на проклятущего Змия, мечтая его наглую и самодовольную морду изувечить.
