Сердце из пшеницы и ромашек - страница 3

– Ага. Почти. У меня другие проблемы.

– Расскажешь какие?

– Нет.

– Так нечестно, я тебе про свои рассказала.

– А у нас не было уговора.

– Ну а по справедливости?

– Этот мир не справедлив, – подмигнул ей парень.

– Тогда я угадаю! Ты не гуляешь с парнями и не пошёл с ними к моему отцу копать грядки, но как любитель посидеть дома ты тоже не выглядишь. Ещё ты пришёл именно сюда, значит, тебе нужно тихое место, где можно посидеть. Может, у тебя какие-нибудь отработки?

– А может свидание, – подкинул он ей идею.

– Ой. Тогда я точно лучше пойду, – смутилась Лика.

– Да сиди, шучу я. Можно сказать, что и отработки.

Он опустил взгляд в стол, а его беспокойные загорелые пальцы попытались отковырять щепочку от него.

– Хочешь кексик?

– Какой?

– Шоколадный. С орешками.

– Ты пекла?

– Да. А Аня украшала.

– Тогда давай.

Лика наблюдала, как это серьёзный парень, тщательно, молча, всухомятку жевал её творение.

– Мне понравилось, – заключил он. Котикова улыбнулась. – Не буду тебе мешать.

Лика не успела возразить, как он встал и отправился к столу на другом конце площадки, сел к ней спиной. Она хотела уже вернуться к занятиям, как заметила приближающуюся к ним тень – женщина, лет сорока пяти, в цветастом халате, парочкой очень лишних килограмм и кипой учебников. Глаза её по-злому блестели, хотя лицо в целом казалось добрым. Увидев её, женщина остановилась и широко улыбнулась.

– Здравствуй, милая. Так это ты моя новая ученица?

– Здравствуйте…

– Я – Маргарита Владимировна, классная руководительница будущего одиннадцатого класса, и твоя тоже.

– Очень приятно, меня зовут Лика.

– Ой, какие у тебя сложные уже занятия, – протянула женщина, бесцеремонно заглядывая в её сборник, и прикрикнула. – Нам такие только снятся, да, Витя?

Котикова напряглась, она заметила, как окаменела спина у парня. Он сцепил руки в замок и поставил на них голову.

– Сидит вон, звезда футбола. Весь год мячи гонял да мух, а в конце спохватился, а уже поздно. Все тесты мне завалил, две из десяти аттестации по предметам, представь. Позорник! Теперь вот мучаемся, занимаемся, всю программу до конца лета не освоит – отправлю его на второй год в Гречиху – будет туда-сюда летать. У, позорник!

Виктор сидел неподвижно. Только каштановые волосы на его голове беспокоил ветер. Лика растерялась, не зная, что ответить.

– Возможно, ему просто нужно чуть больше времени и внимания для усвоения материала.

– Ремня ему нужно! Да кто достанет – амбал такой, хоть пожарным шлангом туши. Да ведь неглупый парень, но ленивый – мама дорогая. Ничего не хочет, хоть убейся.

– Может, тогда ему просто нужно попробовать другой формат учёбы, – промямлила Лика, не зная куда деться от ответа.

– Что мне ему, одиннадцатикласснику, на пальцах показывать что ли? Я одна, их – целая банда. Я всё дала, кто не усвоил – это их проблемы…

Маргариту Владимировна, что называется, понесло: и про Виктора, и про свою работу, и про местных ребят, с которыми Лика даже не успела познакомиться. Её будто держали взаперти годами, и вдруг она вырвалась на волю и смогла рассказать о своих мучениях в школе. Она не понимала, что прицельно уничтожала образ Виктора в глазах новой соседки, ровесницы, да ещё и противоположного пола. В её голове все должны были знать о таком «великом позоре», как неуспеваемость, чтобы коллективно исправить мозги провинившемуся. В её голове не существовало реальности, в которой она – Маргарита Владимировна – была не права и делала что-то неправильно. Сердце Лики сжалось от жалости к этим бедным ребятам, которых учили навешивать ярлыки и душили ими, пока не пропадала всякая способность сопротивляться. Этот спортсмен – тот философ, этот бабник – та зубрила, у таких людей не существовало полутонов, их мозг не вмещал разнообразие цветов мира и пытался примитизировать все вокруг – людей, мнения, события. Так жить проще, и так они живут поколениями.