– Так ты суседил в Яру, – поняла я.
– Неблагодарные людишки!
– А Дан?
– Дан хороший.
– Он знал, кто ты?
– Говорю же, слаб был тогда, – прошипел кот. – Хотя мне лет больше, чем всем вашим царствам, вместе взятым!
– Почему ты… помогаешь?
– Без вас, людишек, мир скучнее, – как будто нехотя признал он.
Я хмыкнула:
– Ну, без тебя он тоже многое бы потерял!
Серый выразительно посмотрел на обережную черту, а потом вдруг повел носом, будто принюхиваясь к чему-то.
– Ну, Лесёна, – с хитрым прищуром произнес он. – На обряд прощания с Терном идешь или на меня так и будешь глазеть?
Я огляделась. В Нижнем городе, похоже, можно плутать вечно. Но довериться чуди?
– Да не нужна мне твоя жизнь, – сказал, облизываясь, Серый.
– Чего же ты хочешь?
– Оставляй мне дары, как делали твои предки. И не принуждай меня колдовством крови! Тогда, быть может, я и буду тебе помогать.
Будь Серый врагом, мог сотню раз навредить мне, но я видела от него всегда только помощь. Не раз этот чудов кот выводил меня на нужную дорогу, но и легкой ее назвать было нельзя…
– Что ж, ты уже не раз помогал, – проговорила я. – Альдану, Минту, мне. Похоже, людей ты любишь больше, чем колдунов. Но я верю тебе. И принимаю твою помощь с благодарностью.
Глаза Серого блеснули ярко-зеленым.
– Правильно говоришь, – сказал он.
И я стерла обережную черту.
* * *
По Нзиру плыл тихий печальный звон – будто голос из подземных далей. То была песнь города, песнь его прощания.
Начинался обряд перехода для Терна.
Минта нигде не было видно, поэтому я шла одна. Я смазала рану на голове Живой, обмоталась корпией и поглубже надвинула шапку. Каждый шаг давался с трудом – словно не по расчищенному булыжнику идешь, а по непролазному снегу дорогу торишь.
Меж тем солнце уже село, и холм, а вместе с ним роща у подножия тонули в алом. Повсюду виднелись заснеженные курганы, но все они принадлежали тем, кто жил в Нзире задолго до нас. За холмом шумно несла свои воды Ангмала, небесная река.
Колдуны помладше собирались внизу, остальные же поднимались дальше. Побратимы Терна возводили у корней ветвистого дуба каменный курган, а девушки-колдуньи рядом с ними пели обрядовую песню. Я хотела присоединиться, но в горле стоял ком, поэтому я просто опустила камень, что принесла с собой, к другим камням и прикрыла глаза, растворяясь в песне. Голоса колдуний переливались в воздухе, и снег, деревья и камни, от которых отражалась обрядовая песня, тоже звенели, переплетаясь в единый напев. Колдуньи пели, помогая Терну проститься со всем, что он любил.
Я вспомнила видение Ворона. Неужели убийца среди нас? Стоит где-то в этой толпе, вслушивается в хрустальное пение, чувствует все это… Нет, невозможно. Дарен прав – Ворон хочет, чтобы мы подозревали друг друга.
Я не стану его оружием.
Напротив меня стояла Велена, девушка, смеявшаяся в трапезной громче всех над шутками Терна. Ее я знала еще по Обители. Опухшее лицо Велены хранило следы слез, но глаза горели непокорным огнем. Столкнувшись с ней взглядом, я отвела глаза и, поколебавшись, двинулась наверх вместе с несколькими старшими учениками.
На вершине холма, очерченные сиянием Червоточины, дремали старые идолища. Их инистые лики молчаливо взирали на собравшихся. Уж и не разобрать черт, и стерлись имена, а все же я не могла не задаться вопросами: помнят ли они век Зари, помнят ли время, когда мир был юн? Что шепчут эти старинные божества стенам колдовского города? Вся ли их сила упокоилась здесь или за столетия забвения разнеслась ветрами по Северным горам?
