Плату за кров и стол никто не просил. Это показалось бы оскорбительным для хозяев.
Исключением были бедняки, проживающие вдоль больших дорог. Их балаганы служили как бы постоялым двором, так они зарабатывали этим себе на жизнь. Их, наоборот, за ночлег кормили и поили гости.
У нас в доме, кроме Арчына и Оруунэ, гостей до этого не было. Скорее всего, Уайбана просто не беспокоили. И уж если пришли с просьбой принять людей, устроить праздник, значит, и правда должен приехать кто-то важный.
Это было очень интересно, поэтому я присела на низенькую скамеечку у входа и стала слушать внимательно.
Успела услышать лишь, что остановятся у нас “царские нууча”. Что это означало, я не поняла. Только то, что русские.
Уайбан взглянул поверх головы старейшины на меня, словно почувствовав, что я подозрительно затихла.
- Собралась куда, Аяна?
Отнекиваться было бы глупо: я сидела в одном унте, второй держала в руке.
- Хочу пойти к Оруунэ, она не пришла сегодня, волнуюсь немного.
- Поди, поди. Возьми бэлэх Омайону, пусть зайдёт к нам сейчас.
Я обулась до конца и собрала в корзинку бэлэх для Омайона в подарок: масло, мясо, тушку зайца, по банке мёда и пахты.
Постаралась набрать всего и побольше. Я и до этого не отпускала Оруунэ без гостинцев. Её хотун очень уж это ценила и пилила свою невестку гораздо меньше: больше для порядка. Так сказать, в воспитательных целях.
Выйдя на воздух, я сначала зажмурилась. День был ярким. Наверное, весна близко.
Уже знакомым путём я шла по утоптанной тропинке мимо подворьев. Народ - мужчины, женщины активно работали на “придомовых участках”: расчищали снег, таскали дрова и лёд для питья. Слышны были покрикивания. Мужья командовали жёнами, матери - детьми.
Быстро проскочив к дому Омайона, я вошла во двор.
Первой мне попалась хотун, обметавшая залепленный снегом сэргэ. Она поправила на себе шапку и заискивающе улыбнулась мне.
- Аяна, дочка, здравствуй! Проведать нас пришла? - глаза её жадно впились в плетёную корзинку, которую я держала в руках.
- Уайбан прислал за Омайоном. Бэлэх вот ему. А Оруунэ где?
Женщина проигнорировала мой вопрос, повернулась и крикнула вглубь двора:
- Омайон! Иди сюда, старый тетерев! Ничего не слышит, схожу за ним.
- Подождите, - придержала я её. - Где Оруунэ, она здорова?
Тётка скривилась.
- Да что с ней сделается. Как стала хат дьахтар (беременной), так и полезли капризы. То не хочу, это не могу. Теперь вот живот болит. Чего там болеть! Балованные стали молодые.
Вот старая карга. Я скрипнула зубами.
- Так она сказала, что живот болит? Вы повитуху позвали?
- Это ещё зачем? Рожать рано, а повитухе платить придётся.
Я ткнула корзинку к ногам женщины и прошла мимо неё в юрту. Из-за неё как раз вышел Арчын, обратился к матери:
- Ты звала отца?
- Арчын, пойдём со мной к Оруунэ, наверное, нужно будет повитуху позвать. А отца твоего Уайбан зовёт. Он со старейшиной у нас.
Хотун возражать мне не посмела, лишь глаза ещё больше сузила, да губы сжала, как змеища.
- Схожу за отцом, так уж и быть. Идите, балуйте на свою голову. Ох, сынок, наплачешься потом с капризной женой, не говори, что я не предупреждала…
Мы с Арчыном, уже не слушая, вошли в юрту. Оруунэ сидела, прислонившись к стене полубоком. Перед ней валялось ведро с рассыпанной вокруг золой. Видимо, она держала его в руках, когда её скрутил приступ боли. Она повела глазами в нашу сторону, но никак не отреагировала. Лицо и губы были бледными.
