Неужели у неё и правда двадцать один час этой съёмки? Двадцать один час? Люди жаловались на проект «Стерео». Неужели они взяли это видео оттуда? От группы жалобщиков? Демьянов не был в моей команде по недвижимости, но, полагаю, он мог услышать о жалобах и наткнуться на эти кадры, а потом придумать эту программу.
Мой телефон жужжит. Я хватаю его и выключаю будильник.
– Одиннадцать, – говорю я. – Надо закругляться на сегодня, как бы мне ни было больно.
– Но что вы думаете? – спрашивает она, широко раскрыв глаза. – О том, чтобы их пощадить. Есть другие способы достичь вашей цели. Почему бы не рассмотреть их?
– Нет, – отрезаю я.
– Но… если бы вы могли достичь своих целей, сохранив это здание…
– Если остальная часть вашей нелепой программы похожа на это вступление, то, боюсь, я не представляю, как буду наслаждаться. Правда не представляю. – Я хватаю портфель. – Бедная старушка, жалующаяся на своё бедро. Не могу дождаться продолжения. Чистое золото!
Она напрягается, явно раздражённая.
– Её зовут Людмила Васильевна, – резко отвечает она.
Так горячо.
– Людмила Васильевна, простите. Людмила Васильевна. Бедная Людмила Васильевна с её бедром. И её дом, который снесёт Иудушка Головлёв.
Ноздри Анны раздуваются. Она невероятно восхитительна – правда.
Мне почти жаль, что через полчаса я должен быть на другом конце города. Хотелось бы постоять здесь и ещё немного её позлить. Не посылай мальчика делать работу мужчины – так ведь говорят англичане? И уж точно не стоит посылать горячую деревенскую мышку вроде Анны.
– Иудушка Головлёв бы его не снёс, – говорит она.
– Наставничество и литературная дискуссия. Не могу дождаться продолжения вашей презентации, правда не могу – четыре недели нытья Анны Ахматовой, по крайней мере, можно надеяться.
Я жду, что она снова поправит имя. Но она лишь говорит:
– Четыре недели?
– А потом вы сможете добавить АО «Агат» в своё резюме. Ещё одна звезда на погоны.
– Четыре недели, – повторяет она, словно не до конца осознав эту часть.
Мне правда пора идти, но я понимаю, что не хочу. Дразнить её – самое большое удовольствие за долгое время. Я прищуриваюсь.
– К сожалению, в конце я всё равно снесу дом бедной старушки. – Я смотрю ей в глаза, кладу руку на стол, запястьем вниз, пальцами вверх, и медленно начинаю толкать предметы, имитируя бульдозер. – Врум-врум-врум, – дразню я.
На её лице появляется странное выражение – та искра вспыхивает в яростное пламя.
Мой пульс учащается. У меня возникает нелепое желание поцеловать её, поглотить всю эту мягкую кожу и оскорблённую чистоту.
– И насчёт переговоров на этой неделе? – продолжаю я. – Мне плевать, что там сказано в соглашении или как крепко совет директоров сжал мои яйца, но вы не будете таскаться за мной в этом нелепом костюме. Этого не будет. Да, вы можете наблюдать и критиковать мои мягкие навыки, передавать свои, несомненно, проверенные на деле знания о том, как управлять компанией, но я не позволю вам превращать мою компанию и офис в цирк. Вы должны сливаться с командой во время сессий – никаких помех, таково соглашение. Так что этот почтовый номер? – я указываю на её костюм. – Не прокатит.
Шок озаряет её веснушчатое лицо. Неужели она думала, что сможет его носить?
Анатолий заглядывает в кабинет.
– Птичка ждёт.
Я указываю на неё.
– Идите. Разберитесь с Анатолием. – Я указываю на Анатолия. – Этот костюмный номер? – Провожу пальцем по горлу.
