Иногда эти головы принадлежали отморозкам – ворам, убийцам, переступившим черту. А иногда – бедолагам, оказавшимся не в том месте. Система была проста: не увернулся – проиграл. Жестоко? Да. Эффективно? Ещё как. Идеальный способ сказать: «Держитесь подальше, тут не курорт».
Это и моё правило. Держитесь подальше. Под «людьми» я подразумеваю себя.
– Вы очень добры, – сухо повторяет Максим, мой помощник, когда двери лифта закрываются.
– Так добры, – подхватывает Лиля, мой адвокат с языком острым, как лезвие. – Не то здание, Красная Шапочка, не тот лес.
Я смотрю в телефон, листая сообщения, но чувствую себя не в своей тарелке. Каганов заходит на четвёртом этаже, лифт едет дальше.
– Очень, очень добры, – тянет Лиля, растягивая слова, как жвачку. Она лучшая в своём деле, но её сарказм порой хочется засунуть в её же папку с делами. Кидаю на неё взгляд – тяжёлый, как бетон. Ухмылка слетает с её лица.
– Что происходит? – Каганов вскидывает бровь, оглядывая нас, как детектив на месте преступления.
– Прохору Алексеевичу пришлось спасать девицу в беде, – говорит Максим. – Маленькая серая птичка врезалась в него и растеряла пёрышки.
– А Прохор Алексеевич помог их собрать, и она такая: «Вы очень добры», – добавляет Лиля. – Не узнала его, наверное.
– Очень добры, – хмыкает Каганов, находя это забавным. – Прямо волк, только с бумажником вместо клыков.
– Скорее скорпион на черепахе, – Лиля выгибает бровь, её голос становится масляным, а басня звучит, как пошлый анекдот из подворотни.
– Я не плачу целое состояние охране, чтобы они пускали всех в вестибюль? – рычу я, чувствуя, как раздражение закипает в горле. – Может, кто-то проверит их работу? Или они теперь раздают пропуска каждому встречному?
– Займусь, – кивает Максим.
Я смотрю в телефон, но перед глазами – та девушка. Раздражающая, не смотрела, куда идёт. Максим ошибается, думая, что она не знала, кто я. Она знала.
Я избегаю внимания, но люди всё равно узнают. Это видно по мелочам – их лица напрягаются, плечи замирают, подбородок приподнимается, иногда делают шаг назад, сами того не замечая. Инстинкт. Я ловлю этот щелчок на циферблате их эмоций. Видел его слишком часто, чтобы ошибиться.
Люди слепы. Плывут по жизни, как рыбы в мутной воде, тычась в стекло аквариума. Поэтому я богат, а они – жалки.
Эта девушка… Её взгляд – открытый, прямой – выдал, что она узнала меня. Не шелохнулась, не отступила. Смотрела без страха, будто бросала вызов, даже когда я присел перед ней.
«Вы так добры».
Её голос – не робкий, не заискивающий, а твёрдый, с лёгкой насмешкой. Она не из тех, кто кланяется. Это зацепило. Я привык к двум типам: тем, кто боится, и тем, кто лебезит. Она – ни то, ни другое.
В её глазах мелькнуло что-то… любопытство? Упрямство? Она не просто врезалась в меня, как растяпа. Она была там с целью. И этот дурацкий галстук-бабочка – чёрный, бархатный, как из старого фильма. Кто так одевается в Москве? Это не случайно. Она хотела, чтобы её заметили. Или чтобы не забыть, кто она.
Я видел её сумку – потёртую, но организованную. Телефон в боковом кармане, куда я его положил. Она не удивилась, не дёрнулась, только шепнула это «эврика», будто я разгадал её секрет. Странная. И слишком смелая для той, кто столкнулась с человеком, которого боится полгорода.
– Прохор Алексеевич, – голос Лили вырывает меня из мыслей. – Вы слышали? Совет директоров хочет отчёт по новому проекту к понедельнику. Снова.
