– Эй! Хозяева! Есть кто дома? Линда, не прячься за сарайку, тебя все равно со всех сторон видно, – закричал строго участковый, пряча под козырьком фуражки смеющиеся глаза.
Из-за деревянной постройки выплыла Линда в ярко-желтом нарядном платье в горох и с огромным бантом сзади. Волосы пышно начесаны и собраны в куколь, губы ярко накрашены. Она подплыла к незваным гостям с ангельской улыбкой на лице, перед которой редко кто мог устоять. Так по крайней мере она сама считала.
Семен Алексеевич давно знал хитрющую, вороватую Линду. Хорошо знал и ее родителей, родивших дочку на старости лет и избаловавших ее донельзя. И сейчас старался не повестись на ее уловки, а нагнать на нее страху. Участковый заговорил грозным голосом:
– Тааак! И куда это вы, гражданочка Парамонова, собрались?
Ее несколько нелепый, даже комичный вид мешал ему отнестись к ней со всей серьезностью. Блюститель закона заулыбался во весь рот, и глаза его вновь засияли весельем, как у мальчишки.
– Дак, чай, в райцентр еду, на рынок! – пропела гражданка, потупив глазки с сильно накрашенными коротенькими ресничками.
– Чего купить хочешь аль продать? – взял себя в руки участковый.
– А чё продать-то? Нечего мне продавать… Из всего имущества-то во – Глафира Порфирьевна! А купить хочу… Макияж себе! И бусики такие, красненькие и тени такие, зелененькие…
– Бусики, говоришь? Бусики носят бабусики…
– А ты чего приперся-то, Ляксеич? А ты, Маринка, чё, за творогом пришла? А то мне некогда. Ехать поди надо! Ишь, еще и на возраст мой намекает!
– А никуда вы сегодня, гражданка Парамонова, не поедете… И завтра не поедете… И до-о-о-лго еще не поедете…
Из-за угла дома выглядывал Крендель. И как тут опять не рассмеяться: одет он был в кирзовые сапоги на босу ногу, в черные семейные трусы и грязно-белую майку, наверно, в Линдину, на несколько размеров больше. Крендель, при рождении Афанасий Николаевич, жутко боялся участкового.
– Так, хозяйка, приглашай в дом, – миролюбиво сказал участковый и, не ожидая радушного приема, открыл дверь и пригласил Марину Степановну внутрь.
На кухне у Линды было грязно, здесь, видно, редко прибирались. Под ногами сновали тараканы. Марина безжалостно наступила на одного из них, и к горлу подступила тошнота. «И это мы у неё творог и молоко покупали? – подумала она. – Ужас!»
Брезгливо оглядев замызганные стулья, Марина решила не садиться. Участковый не был таким разборчивым и, подумав, решил сесть за стол, обтерев заляпанную клеенку таким же грязным полотенцем.
– А ну признавайтесь, гражданочка! У кого вы покупали краденую клубнику? Цветочки? Где продавали и кто сообщники? – разложив на стол бумаги, спросил Семен Алексеевич и поводил носом. Запах в избе стоял, прямо скажем, специфический.
– Какую клубнику, Ляксеич? Какие цветочки? У меня и денег-то нет! И пенсия у меня ма-а-лю-ю-сенькая!
– Гражданка Парамонова!!!
– А-а-а! Это про ту-то клубничку?! Дак это ж парнишечки, такие видные, такие красивые угощали меня. Хочешь, говорят, Линда, клубнички? У нас, чай, много! – взахлеб давала показания молодуха. – А у тебя ведь клубнички-то нет… У тебя ведь только коза… На, говорят, тебе, угощайся! Ну я и угостилась… Пару раз… Вот хоть у Кренделя спросите! Эй, кровопивец! – выглянула она в окно – Собаки кусок! Алкашина проклятый! Прячется зараза пупырчата…
– Хватит трындеть! Чтобы через час у меня в отделении была! Очную ставку делать буду! – не выдержал ужасного запаха участковый.
