– А ну, подставляйте-ка тарелки, братцы-кролики! Работнички вы мои дорогие!
Народ весело расхватал тарелки, и директор от души плюхнула каждому наваристой гречки с тушенкой. Бренчание ложек, причмокивания и прихлебывания перемежались со звуками «М-ммммм», «Ух ты!!», «Ой, а где хлеб?», «Как вкусно… Вот хлеб! Кому хлеба?».
Для себя и Надежды Марина вытащила из клуба два стула, обитых дерматином, и поставила их поближе к костру так, чтобы хорошо было видно сидящих за столом. Начальница протянула Наде тарелку с едой и села рядом:
– Ну вот, теперь можно и поговорить. С вожатыми ты немного познакомилась, ну и я коротко тебе о них расскажу. Сначала о тех, кто работает здесь давно. Как тебе Сергей Степанов? Рыжий Степашка?
Надежда оглядела парня. Хорош! Высокий, плечистый, с крепкими мужскими руками.
– Чудесный парень, – сделала вывод Надя, – море обаяния и веселый нрав. Хорошее чувство юмора и острый язык!
– Да! Работает всегда на первом отряде, с ребятами справляется. На него невозможно сердиться, даже когда он ведет себя совершенно непозволительно. Много лет влюблен в свою напарницу Олесю. Её мать библиотекарем у нас в лагере работает, не даёт им встречаться, считает Сережку недостойным её дочери.
Надежда с интересом поглядела на двадцатишестилетнюю Олесю. Высокая, крупная, круглолицая, светлые волосы подстрижены под каре. Настоящая русская красавица.
– Надь, а вот ещё один красавчик – Петр, про него что скажешь?
– Красивый, но мужества в нём не хватает. Вялый какой-то!
– Ему двадцать четыре. Работает хореографом во Дворце культуры при заводе. Его бабушка, Ева Петровна, много лет работает в нашем лагере старшим воспитателем. Она властная и нетерпимая к чужому мнению, если оно, конечно, не совпадает с её собственным. Всё за всех решает, всегда знает, кому как поступать. Везде сует свой нос!
– Даааа, не любите вы её. А чего же не расстанетесь с ней?
– Ты что? Расстанетесь!? Ее зять – Сухов Николай Павлович! А Петя – его сынок!
– Даааа, весело тут…
– А это чья тарелка? Лишняя? – закричал мужской голос.
– Нет, совсем даже не лишняя, это тарелка для одного очень хорошего человека, Вася! – громко ответила Марина Степановна.
Вася. Двадцатишестилетний Василий был близорук, в допотопных очках, губы полные, долговязый, сутулый, словом, не красавец. Редкие волосы рано начали лысеть. Да и одевался он как-то по старинке, не модно и несовременно.
– Вася в лагере давно, лет восемь, боюсь соврать. Закончил педучилище. Всегда работает на втором отряде, с Раисой. Парочка ещё та!
В этот момент Рая громко засмеялась, стараясь привлечь внимание не то Пети, не то Сергея. Ей недавно исполнилось двадцать пять лет, но из-за тонны косметики на её лице ей можно было дать все тридцать, а то и сорок лет. Брови слишком сильно подкрашены чёрным карандашом, ресницы топорщились словно пики, веки украшали длинные, жирные стрелки. Портрет завершали прямые плечи, мощный торс и полное отсутствие талии.
– Без краски она была бы намного лучше! – шёпотом сказала Надя Марине.
– Неее, в первом корпусе точно стена гнилая, – отставив пустую тарелку и вытирая салфеткой губы, громко сказал Василий, – я только карниз повесил, до двери дошел – а он упал! И так три раза. Дурацкая стена!
– Руки у тебя, Васька, дурацкие! – захохотала Раиса. – Ни фига делать не умеешь!
Молодёжь рассмеялась.
– Чего это не умею… – смутился Василий и бросил взгляд на девушек, скромно сидящих по другую сторону стола.
