Тиликалафи же, пока я отвлёкся на остальных лоботрясов, забрался через проём в ненавистную нам всем рощу и уже вовсю сноровисто шнырял между толстыми стволами. Что-то замерял, брал пробы, похлопывал по ним ладонями, а лицо-то, какое у него было при этом довольное, если не сказать – блаженствующее лицо! Для него там располагался не рассадник погани, а места обетованные. Я подозревал, что в учёные идут те, кто не от мира сего, но чтобы настолько! Низкорослый – едва мне до плеча достававший, для разумного из нашего вида чрезмерно полный, неопрятно взъерошенный, велеречивый почти до суесловия, он вынуждал изрядно сомневаться в нём. Когда я его нанимал – он пришёл в весьма приличной накидке до земли и рубашке из такого тонкого бархата, что я золото для приобретения такой же сезонов шесть бы копил. Вещал он тогда мало, больше слушал меня и кивал, потом вручил рекомендации и свидетельство о высшем образовании в Академии Десяти Сфер, куда более знаменитой и популярной, чем то место, где учился я. Я тогда решил, что на меня свалилась удача, а теперь понимаю – сделать свой облик приличным и соответствующим статусу наверняка стоило ему грандиозных мучительных усилий и наибольшей концентрации, какая только была ему доступна. Будучи же нанятым, он, похоже, расслабился.
Я переглянулся с остальными, и мы пришли к немому взаимопониманию – что, если он натащит на корабль какую заразу, мы и загнёмся?
– Вы бы поосторожнее! – крикнул ему я.
– Да вы что, капитан. Я знаю, что делаю, – обаятельно улыбнулся этот невозможный тип. – Я уже разобрался, что тут творится, – сообщил он, стоя на одном колене перед белым столбом и делая срез верхнего слоя. На руках – эластичные перчатки, в правой – миниатюрная колбочка, в левой – щипчики с одного конца и маленькое лезвие типа хирургического с другого. – Это не деревья, друзья мои. Это, смею заверить, грибы. Самые настоящие. Никогда ещё не встречал у грибов столь плотного, твёрдого и жёсткого велюмового слоя… Покрывало такое не прокусить никакими зубами. Полагаю – защита от здешних потребителей. Вот кто убил бедного мальчика! Я обвиняю содержимое гимениальных пластинок этих красавцев! Там, между ламелами, скапливается огромное количество токсичных для нас элементов, а грибы время от времени избавляются от этого запаса вместе с вызревшими спорами. Фаза их основной активности наступает ночью, в настоящую минуту угроза минимальна, – несмотря на это, он завершил снятие проб и возвратился к нам, и я заметил капельку пота у него на виске и лёгкое дрожание рук, нервы и у этого высокообразованного специалиста брали своё. – Не тревожьтесь, я выдам вам медицинскую ткань, она послужит нам фильтром, и за пару часов изготовлю лекарство – на всякий случай, не помешает.
Лес молчал. Он, видимо, был уверен, что сумеет подловить нас на оплошности и сожрать. Эта дрянь вообще выглядела довольно странно – из плодового тела во все стороны на разной высоте, подобно полукруглым мясистым платформам, торчали шляпки других грибов, древесных. Такие же вылезли по всей поверхности скалы, их грибницы, похоже, вросли в камень настолько глубоко, что дотянулись до заточённой в тиски гор почвы. А почвой тут был жирный, питательный чернозём. Обезопасив себя по методе доктора, клятвенно заверявшего, что меры предосторожности не дадут нам ни в малейшей мере пострадать, мы вскарабкались по этим наростам, как по ступеням, но подняться над уровнем внушительного массива рощи вертикально стоящих грибов нам не удалось. Шляпки произрастали в таком изобилии, что можно было переходить с одной на другую, не спускаясь на землю. В некоторых случаях приходилось прыгать или лезть, но более сложные манёвры не требовались. Настоящих деревьев, так же, как и травы, мы не наблюдали. А, между тем, этот материал для ремонта корабля не годился.
