Внутри пахло цукатами из имбиря. И сейчас я должен признаться, что это – одна из моих любимых сладостей, и в тот самый миг я впервые и ощутил себя по-настоящему дома, даже сильнее, чем в родных пенатах, где меня однажды произвели на свет, и заранее простил актёрам всё, что могло мне не понравиться, от дурно наложенного грима и до ошибок в перформансах. Да ещё и свет, чуть приглушённый, создающий некое подобие обстановки отчасти интимной, а, с другой стороны, загадочной… Лучше этого лично мне было сложно что-либо придумать. Стенки шатра изнутри оказались насыщенно-медовыми, и это стало последним штрихом к атмосфере уюта, которую я всегда очень ценил. Сиденьями для зрителей тут служили расположенные широким амфитеатром скамьи, и одним рядом ниже нас какие-то малолетки шуршали фантиками от конфет, но даже они не могли отнять у меня это состояние душевного равновесия и безотчётного ожидания чуда.
Началось представление с того, что на сцену, балансируя на огромном шаре, причём перебирая не ногами, а руками, поскольку находился он вниз головой, и болтая босыми ступнями во все стороны, да так, что это выглядело уморительно-смешно, выкатился тот самый трубач. За ним выскочила молоденькая девушка-гофра с тремя черношёрстными граввами на поводках. Она лёгкими грациозными жестами отстегнула цепочки от ошейников, и взмахнула рукой, указывая им на парня, управлявшегося с шаром. Граввы помчались к нему, а он, препотешно вопя и суетясь, старался смотаться от них как можно дальше. Наблюдая за ними, я внезапно для себя сделал вывод, что он только притворяется перепуганным и сбитым с толку, потерявшим управление над своим снарядом и контроль над собой, а на самом деле у него даже малейшее движение выверено и отточено до автоматизма. Он неизменно уворачивался от пытающихся прыгнуть на шар гравв, причём осуществлял это столь искусно, что ни у кого не возникало предположения насчёт того, что весь номер подстроен от и до. Его навыки действительно заслуживали восхищения и уважения, и тем круче это выглядело от того, что гравва на арене находилась не одна, их было даже не две, а целых три.
Когда парень вместе с шаром всё же покинул пределы шатра, девушка ловко перехватила всех трёх гравв, кинула каждой по мясной пластинке – знаешь, такие плоские, битком набитые полезными веществами, – и, что-то увещевающе воркуя для них, увела за собой. Сейчас, оглядываясь назад, на тот день, я досадую на то, что она поначалу показалась мне совсем пресной, невзрачной и не вызывающей любопытства, в особенности в сравнении с её напарником… Дело в том, что граввы, как тебе наверняка известно, не поддаются никакой дрессировке, ласки и битьё не оказывают на них воздействия, и они не умеют различать своих и чужих. Их натравливают на добычу, давая понюхать принадлежащую ей вещь, однако, проделывать такое необходимо со всей осторожностью, тут даже лучше перестраховаться – иначе они кинутся на охотника, которому принадлежат. Условно принадлежат, конечно, я готов поставить что угодно на спор, что они на самом деле убеждены, будто дело обстоит с точностью до наоборот, и вокруг них суетится обслуживающий персонал, обязанный кормить их, и убирать за ними. Слишком уж горды, чтобы признать своё подчинённое состояние, да и разве они не правы, если мы их боимся? И то, что делала эта милая леди… В общем, ещё тогда до меня должно было дойти, что она тоже далеко не так проста, и стоит того, чтобы ей рукоплескать. Но, к сожалению, я не додумался до этого очевидного для меня лишь теперь факта, и, судя по реакции других посетителей балаганчика, не я один. Во всяком случае, выкрикивали только реплики поддержки и одобрения в адрес её коллеги, типа "ну, парень, ты даёшь" и "так держать, дружище". Некоторые даже требовали, чтобы он вышел на бис, видимо, привыкнув к тому, как это делается во время спектаклей, и не понимая, что цирковое представление – штука совсем иная.
