Девушка выглядела не старше шестнадцати лет, казалась щуплой и хрупкой до ассоциаций с несчастливым детством, неухоженностью, создавая обманчивое впечатление недокормленности, её рост не превышал ста шестидесяти сантиметров. На открытом, милом, нежном личике, не знавшем косметики, застыло выражение озабоченности и беспокойства, типичное для тех, кто внезапно получил не то, чтобы совсем уж катастрофические, но однозначно неприятные и грозящие длительными негативными последствиями новости.
Девушка спустилась с двадцатого этажа на первый по левитирующим на одинаковом расстоянии друг от друга благодаря сложной магнитной системе механическим ступеням, висевшим без опоры и даже перил, обманчиво невесомым. Первым, что она увидела, был самый претенциозный, на её вкус, предмет во всей Академии. В центре вестибюля простирал на все четыре стороны света свои тонкие, будто стрекозиные крылья, лопасти золотой, блестевший в свете трёх огромных ламп, подобно королевскому венцу, геоскоптер – прибор для сканирования почвы, чаще всего с высоты птичьего полёта, его можно было запускать в труднодоступные для гуманоидов, или же попросту населённые опасной флорой и фауной места. Его сегментированные крылья могли изгибаться, и даже схлопываться, а из подбрюшья выдвигалась дюжина лапок, на которых устройство умело вполне благополучно семенить. Геоскоптер подпитывался от солнечных лучей и за час обычно получал достаточно энергии, дабы профункционировать около суток без перерыва. Параметры рабочей модели были значительно скромнее, данная же скульптура выступала лишь обычным символом. На факультете истории имелась кафедра основ археологии – не то учебное заведение, чтобы изучать таковую науку по-настоящему глубоко, но предмет официально считался обязательным для общего образования историков, как смежный с их профессией.
Под той лопастью, что тянулась на север, девушку ожидала посетительница, представлявшая собой её на полторы головы более высокую и производившую впечатление более уверенного в себе человека копию. Впрочем, первые же слова дамы показали, что, на самом деле, всё обстоит наоборот:
– Доченька! Мы с твоим отцом разошлись, и я собираюсь через два дня уехать из столицы! Ты со мной?
Девушка опустила взгляд. Ей было известно, что закон страны, в которой они проживали, строго-настрого запрещал забирать детей, вышедших из грудного возраста, без их согласия. Именно они, а не родители и не государственный суд, решали, с кем им предстоит остаться.
– Я не могу бросить занятия, мама. Моя группа полагается на меня. Так не делается. Кроме того, тебе отлично известно, что папу лучше не оставлять одного.
– Твой отец хотел бы, чтобы ты родилась мальчиком. Тогда он муштровал бы тебя, как пытался это сделать даже со мной, а потом взял бы в бойцы этой своей коллекции легальных убийц.
– Когда я доучусь, я бы хотела вступить в ряды членов его организации, хоть мой пол и не устраивает отца. И, мама, ты заблуждаешься насчёт них. Если отец такой – это не значит, что и все там одного с ним сорта, – тихо, но безапелляционно промолвила девушка. – Я остаюсь.
Женщина судорожно захватила воздух ртом. Её явно распирали эмоции – но она сдержалась.
– Когда ты одумаешься – поздно будет, – сухо и резко, предостерегающим тоном заявила эта достойная мать.
– Пусть так. Но я должна попробовать.
Ничего больше не говоря, не прощаясь, женщина отвернулась от дочери и вышла из празднично сверкавшего, будто аметистовая подвеска, нарядного холла на улицу через вращавшуюся дверь. Девушка проводила её долгим, ничего, кроме сожаления, не выражающим взглядом и вздохнула. Она прекрасно понимала, что мать целиком и полностью права. Отца не изменить, и, вероятно, его категоричность и постоянная агрессивность доведут его до прискорбного и, скорее всего, безвременного финала жизни… Однако, родителей ведь не выбирают, приходится выкручиваться с тем, кто они есть.
