Серебряный Ашолотль - страница 14




Понедельник, 12 апреля

17.00

Не могу поверить. Вадик ушел. Полчаса назад. Не знаю, как дальше жить. Не могу писать. Не могу дышать. Не могу простить. Как он мог. Как он мог. Как он мог. Я совсем одна.


23.30

Все равно не засну. Попробую записать и осмыслить.

Утром завтракали, как обычно. Я приготовила любимую Вадькину глазунью с сыром и помидорами. Я хотела вообще не упоминать, что знаю про его эту сучку, но не удержалась. Скандал никакой не устраивала, вообще была спокойна как танк. Просто процитировала ее сообщение: «Котик, надо определиться. Выбирай, с кем ты будешь».

Он тогда отодвигает тарелку. Встает. Глаза бешеные.

– Ты лазала в мой телефон! В мою личную переписку!

Я спокойно говорю:

– Да.

Он:

– Зачем? Ведь мы же договорились.

Ну и я сорвалась. Стала плакать, кричать, разбила его тарелку, глазунья шмякнулась на пол. Это ты, говорю, договорился, как тебе одному удобно! Эгоист, нарцисс, извращенец, всех вокруг себя хочешь мучать и трахать!

А он мне:

– Тебя послушать, так я просто демон. Прямо инкуб!

– Кто такой инкуб?

Прогугли, говорит, если не знаешь. И смотрит, презрительно так.

А эта твоя, спрашиваю, Машустик – типа образованная? С ней можно про демонов говорить, а со мной тебе скучно, да? Поэтому ты к ней бегаешь?

– Я к ней бегаю, потому что она меня принимает таким, как я есть. Не пытается меня переделать.

Знаешь, Вадик, говорю, я так жить больше не могу! Выбирай, действительно, она или я!

Он ответил:

– Выберу.

И ушел в ванную. Включил душ.

Дальше все как в тумане.

Вышел из ванной. Сверху голый. Полотенце на бедрах. Подошел ко мне вплотную. Обнял. Надюх, прости меня, говорит. Я прижалась к нему. Подумала: Господи, какой он красивый… Как он пахнет, когда потеет… Диким зверем. Мускатным орехом. Кленовыми листьями под дождем.

Переспали. А потом он оделся и говорит:

– Прости, Надюх. Я выбираю ее.

Я пыталась его остановить, унижалась, плакала, угрожала. Он кидал свои вещи в рюкзак – я вытряхивала, орала, что никуда не пойдет. Он сказал:

– Тогда уйду без вещей.

Я спрятала его паспорт. Вот без паспорта, говорю, точно не выйдешь. Сейчас на каждом углу менты караулят.

Пока скандалили, пока он паспорт искал – уже почти пять. А в пять же пропуски вводят – и все, птички в клетках. В общем, он ломанулся к входной двери без вещей и без паспорта, в без четверти пять. Как-нибудь, говорит, дойду, она в соседнем доме живет.

А я дверь загородила собой и говорю: не пущу! Говорю: я этого не заслуживаю! Не смей меня оставлять! Я, пока тебе майки мокрые, все в слизи, меняла, температуру сбивала, корки твои черные отколупывала, продукты закупала и с ложки тебя кормила, была тебе, значит, нужна, – а теперь ты переболел и к ней идешь чистенький?! Не пущу!

А он мне орет:

– Я тебя не просил отколупывать! И жратва твоя, которой ты всю квартиру забила, мне не нужна! Мне нужна свобода!

Он не просил отколупывать! Потрясающе. Можно подумать, он не читал рекомендации в социо: обязательно вытирать с кожи слизь и соскребать корки, не допустить возникновение кокона. Под коконом человек может погибнуть. Это смертельно опасно! Я спасла ему жизнь!

…Надел маску, перчатки. Оттолкнул меня от двери – я чуть не упала. Подскочила к нему, с морды маску сдернула. Ты зачем, кричу, сволочь, маску напялил? Когда я просила – ты не носил! А теперь переболел – и напялил, только чтобы меня позлить! Ты же знаешь, что повторное заражение невозможно и что маски нужны ослабленным и врачам!