Серебряный единорог - страница 47
Палец полковника медленно описал кривую дугу, замер на Пиханове и резко дернулся в направлении сутенёра:
– Ты!
– Но я собираю деньги! – заверещал прыщавый. – Братва меня не поймет!
– В Тикси отправлю! – заорал военком. – Будешь там портянки стирать в Ледовитом океане.
– Не могу я дать девок бесплатно, – чуть не плакал парень. – У меня план.
– Вон отсюда, вонь подретузная! Все – вон!
Труженицы борделя бросились к двери, цокая каблучками. Сутенёр стремглав опередил их, чуть не сбив дежурного пенсионера.
– Я заплачу! – запоздало крикнул Пиханов.
– Все вон, я сказал! – рявкнул полковник, вернулся к столу и хряпнул стакан водки.
В повисшей тишине военком покачнулся, садясь, и чуть не упал мимо стула, но Баторжамц успел его поддержать. Примолкшие гуляки смотрели, как Иван Иванович уронил голову на стол и захрапел.
– Нам пора на дембель, – сказал Меркурий. – Пойдем, Баторжамц, в мое пристанище. Продолжим славный вечерок.
– А мне, что делать? – заныл Пиханов. – Вопрос-то мой не решен.
– Иван Иванович не зря тебе ключ от секретки дал. Найди своё дело и засунь куда подальше.
Прихватив со стола бутылку коньяка, Анатолийский вышел из военкомата под ручку с представителем Восточного аймака.
Часом позже Баторжамц был уже готовым: глаза осоловели, голос осип. Он сморкнулся в галстук в желто-черных шашечках и торжественно произнес:
– Ваш хубернатор – хороший куроводитель.
Анатолийский был еще пьянее монгола и легко согласился:
– Да-а-а, наш глава – очень хороший руководитель, но ваш губернатор – лучше. Он нашел такого замечательного представителя, как ты, Баторжамц, а наш не нашел.
– У нашего председателя хурала сердце с правой стороны. Он очень хороший куроводитель. У вашехо хубернатора сердце с левой стороны. И он тоже хороший куроводитель.
– Все начальники хорошие руководители: и наши, и ваши.
– Это хорошо.
– Выпьем за них! – Анатолийский разлил коньяк в рюмки, расплескивав янтарную жидкость на клеенку.
Последняя доза Меркурию не пошла. Он с трудом протолкнул ее в глотку и, выпучив глаза, едва сдержал рвоту. Баторжамц выпил коньяк, как невинный напиток «Буратино» и тихонько запел на монгольском. Песня показалась Анатолийскому лучшим шлягером последних лет и ему захотелось подпеть собутыльнику. Из тайных глубин подсознания вдруг пришли монгольские слова. Меркурий потянул волосы на голове и запел про арата, пасущего тучных овец на берегу Керулена. Казалось, душа его перенеслась в цветущую степь. Пропев куплет, Анатолийский поднял за волосы голову. Почти трезвый Баторжамц смотрел на него круглыми глазами.
– Почему ты так воешь? – спросил монгол.
– Я пел на монгольском, – скромно ответил Меркурий.
– Почему ты дерхаешь волосы?
– Чтобы улететь в Монголию.
– Я отправлю тебе приглашение, – пообещал Баторжамц.
Глава 8. Фирма процветает
Впервые в жизни Анатолийский не вышел на работу. Он бревном лежал в кровати, измученный пульсирующей головной болью, палящей жаждой и общим сотрясением организма. Последствия пьянки были настолько скверными, что он не помнил её конец, не помнил, о чем говорил с Баторжамцем и даже не помнил, когда тот ушел. В двенадцать часов Меркурий, держась за стенку, доплелся до кухни и прямо из-под крана напился холодной воды. Полегчало ненадолго и весь остальной день он, страдая, провалялся в полубреду алкогольного отравления. Похмелье прошло поздним вечером, когда проснулся зверский голод. Меркурий поджарил три яйца с ломтиками сала и с аппетитом голодного волка проглотил яичницу, протерев сковородку хлебом. Голод не ушел и Анатолийский разогрел тушенку. На сытый желудок он провалился в сон и встал полседьмого утра. Энергично размявшись, невзирая на слабость, Меркурий принял прохладный душ, побрился и тщательно оделся. Выпив кружку бодрящего кофе, он в препаршивом настроении вышел из дома и зашагал к площади Ленина.