Хамид ушел домой. Знал бы Адам зачем он ходил к Хайрулле никогда бы не простил отцу. А старики, женщины и дети начали провожать своих сыновей, внуков, мужей защищать Родину. С далеких гор Шароя они шли в эту черную неизвестность войны, твердо уверенные в своей правоте, ненавидящие общего врага – фашистскую Германию и железно нацеленные на свою победу. Это были дети гор, взращенные отважным духом предков, умевших бороться за свое место под солнцем. Горцы, никогда не выходившие за пределы соседнего хребта, уходили на фронт защищать далекие неизвестные им города Советского Союза…
А простые люди начали трудиться не покладая рук. Каждое зерно, каждый кусок хлеба – все ради фронта, все ради Родины… Как-то раз Хайрулла возвращался из соседнего Дагестана. Солнце пекло. Он заметил сгорбившуюся под тяжестью мешка женскую фигуру. Закутанная в черное одеяние, она медленно шла под палящим солнцем в сторону его аула. Хайрулла догнал женщину, и, соскочив с коня, предложил свою помощь:
– Бабушка, ну куда же ты в такую жару? Дай помогу. Женщина остановилась и послушно поставила на землю мешок. Протирая с лица пот, она выпрямилась и отодвинула назад платок со лба. Хайрулла удивился. На него смотрело усталое молодое лицо, с чуть раскосыми зелеными глазами. Добродушно улыбнувшись, женщина поблагодарила его, чуть коверкая чеченский язык. Хайрулла был в растерянности:
– Прости… не разглядел. Да и постарел, видимо, окончательно, если красавицу с бабушкой спутал, – сказал он, поднимая на лошадь ее мешок. И кто тебе разрешил такие тяжести таскать-то? Незнакомка смутилась.
– Я бы и сама справилась, но спасибо тебе, что помог. Ты так неожиданно появился. Я с Дагестана сама, с Рахата. Соль продаю. Война, нынче тяжелая стала жизнь для горцев… – вкратце рассказала о себе попутчица Хайруллы.
– То-то вижу, чеченский у тебя слаб. Зовут-то как? – улыбнулся Хайрулла.
– Патимат меня зовут. А чеченский кое-как освоила, пока в гости к сестре ходила. В Шарое, в ауле Химой замужем у меня была сестра. Так что чеченцы мне родня, – весело ответила Патимат и сразу же с грустью добавила, – умерла она…
