– За каждое донесение он получал от немцев двадцать тысяч фунтов стерлингов.
– Значит, он стал богачом!
Профессор рассмеялся:
– Нет-нет. Немцы платили ему фальшивыми фунтами, которые печатали, чтобы обрушить британскую экономику. Так что Цицерон остался с бесполезными бумажками на руках. Какое-то время он пытался заработать пением в опере, но был так плох, что ничего не вышло. Потом он умер в нищете.
– Какая удивительная история.
– Да, в самом деле.
На некоторое время за столом воцарилась тишина.
– Профессор, – сказала я, глядя ему в глаза, – все это очень интересно, но я хотела бы узнать о вас. Почему вы приехали в Турцию? Почему потом уехали и столько лет не возвращались? Пятьдесят девять лет, легко ли сказать! И чем мы обязаны такому визиту спустя столько времени?
Было видно, что он не ожидал таких прямых вопросов. Я увидела, как он вздрогнул, а лицо омрачилось. Может быть, он скрывал что-то связанное со шпионажем? Но тогда почему он так спокойно завел об этом разговор? Или на него так действовали личные воспоминания о жизни в Турции?
Он огляделся. Затем вдруг сказал:
– Ваше колье – настоящее произведение искусства. И антикварное. Просто шедевр. У него есть история?
Я улыбнулась такому маневру. Было ясно, что целью вопроса было не получить ответ, а сменить тему. «Ладно», – подумала я и вернулась к еде. Но он продолжил, напоминая, что ждет ответа:
– У таких вещей обязательно есть история.
Я снова улыбнулась, давая понять, что не обижаюсь:
– Не только у вас есть секреты, профессор.
На этот раз профессор кивнул, словно говоря: «Ладно». Я почувствовала, что надо добавить хоть что-то:
– Если позволите, скажу только, что оно досталось мне от бабушки.
Он улыбнулся и поднял бокал белого вина:
– Выпьем тогда за наши секреты! – «выпьем» он произнес по-турецки. – Вы выбрали прекрасное вино, благодарю, – сказал он учтиво.
– У вас остается еще два дня. Что хотите делать завтра? Тур по Стамбулу? Султанахмет, Айя-София[30], Босфор… Или шопинг в Капалы-Чарши?
– Если вы не против, на завтра ничего не будем планировать. Я хочу немного погулять самостоятельно. Но послезавтра, 24 февраля, у меня будет к вам большая просьба.
– Слушаю.
– Если можно, я попрошу заехать за мной на автомобиле рано утром.
– Насколько рано?
– Скажем, в четыре?
Я изумленно уставилась на него. Куда он собрался ехать в четыре часа утра? Я попыталась скрыть удивленное выражение лица.
– Хорошо, а куда мы поедем?
– Если можно, я скажу послезавтра.
Вот тогда я испугалась. «Позвонить, что ли, Керему, спросить, все ли хорошо?» – пронеслось в голове. Хотелось понять, во что я ввязалась. Это уже не был обычный визит университетского преподавателя. В этот раз я не удержалась и посмотрела на Вагнера с подозрением. Однако он выглядел спокойным и был занят уткой у себя в тарелке. У меня же заныло под ложечкой.
Остаток ужина прошел в напряженной и холодной атмосфере под влиянием недавнего разговора. Мы больше не касались этих тем, да и вообще больше не разговаривали. Словно желая избавиться от напряжения, мы оба начали есть быстрее. Как только еда была закончена, я поднялась, сославшись на Керема.
Когда я доехала до дома на такси, Керем возбужденно рассказал мне, что видел на улице пару белых «рено», но домой никто не приходил. На руке у него был кастет, баллончик стоял рядом. На экране компьютера пугающих надписей не было. Видя оживившееся лицо сына, я успокоилась. К тому же, он не рассердился, когда я погладила его по голове, желая спокойной ночи.
