Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - страница 25



– Как вы поживаете, Майя-ханым?

– Хорошо, – ответила я на этот бессмысленный вопрос, но голос прозвучал так тихо, что я повторила еще раз, будто поправляя себя:

– Хорошо.

– Как уже сказал господин ректор, мы из службы разведки.

– Слушаю вас.

– Мы вас побеспокоили, потому что нам нужна ваша помощь в одном важном деле.

– Моя?

– Да, ваша.

– Хорошо?

Усатый помолчал, закурил сигарету и глубоко вдохнул. Он вел себя довольно расслабленно.

– Вы патриотка Турецкой Республики, не так ли, Майя-ханым?

– Не поняла.

– Что здесь непонятного? Я спрашиваю, готовы ли вы послужить вашей родине.

– Как послужить?

– Вы сперва ответьте на вопрос, вы патриотка или нет?

– Почему вы спрашиваете?

Я немного освоилась, начала отвечать свободнее и заметила, что мужчина сердится. Он вскочил на ноги.

– Вопросы задаю я. Отвечайте, пожалуйста!

– Я не понимаю, почему вы задаете вопросы о моем патриотизме.

Он помолчал, взглянул на товарищей, затем вновь сел и потушил сигарету о пепельницу.

– Почему вас так беспокоит этот вопрос?

– Потому что нельзя спрашивать о таком. Разве есть способ измерить, кто больший патриот? Почему некоторые утверждают, что любят родину больше других, и пытаются заработать себе очки?

Он оперся подбородком на ладонь, немного наклонился вперед и задумался. Потом резко выпрямился.

– Тогда спрошу иначе, – сказал он угрожающим тоном. – Вам нравится ваша работа в университете?

Но и я ответила, не меняя тона:

– Да.

– Вы работаете в таком важном учреждении, как Стамбульский университет, вы приближены к ректору. Но подходит ли ваше прошлое для такой работы?

– По-моему, подходит. Я окончила этот университет, работала…

– Нет, я не об этом. Расскажите нам о прошлом вашей семьи. Например, о вашей бабушке. Как ее звали? Семахат-ханым?

Тогда я поняла, куда он клонит.

– Хотите сказать, я не турецкая гражданка?

Он улыбнулся самоуверенно и снисходительно.

– Нет-нет, я не хочу такого сказать. Просто спрашиваю. Ваше начальство знает правду?

Я не ответила. Он подождал и повторил вопрос:

– Знает?

– Нет, не знает, – сказала я тихо.

– Вы планируете им рассказать о вашем секрете?

– Нет.

– Простите, не разобрал. Вы говорите себе под нос.

– Нет.

– Вот поэтому и спрашиваю. Готовы ли вы послужить родине?

– Но какая от меня может быть польза?

– Это мы будем решать.

Было очевидно, что он считает себя хозяином страны и всех в ней живущих.

– Ладно, что мне нужно делать?

Тут заговорил самый молодой, в сером костюме.

– Позавчера вы встречали немецкого профессора.

– Он американец. Американец немецкого происхождения.

– Мы знаем, не беспокойтесь, мы все знаем. Профессор Вагнер пробудет в Стамбуле четыре дня, и все это время его будете сопровождать вы, верно?

– Да, ректорат поручил это мне.

– Ваша задача – сообщать нам о всех действиях и разговорах Вагнера.

Я догадывалась, что все дело в этом, но все равно удивилась.

– Какой интерес может представлять пожилой преподаватель?

– Позвольте, мы сами будем решать, – сказал усатый. – Вы будете сообщать о каждом его вздохе, кому он звонит, с кем встречается, даже что он записывает.

– То есть я буду шпионить?

– Нет, что вы, не преувеличивайте. Просто соберете некоторые сведения.

– И как мне передавать донесения?

– Не беспокойтесь, мы у вас заберем. Но вы будьте бдительны. Не упускайте такую возможность доказать вашу верность родине.

Они вышли и оставили меня в кабинете одну в полной растерянности.

Откуда они узнали про бабушку? «Не глупи, – ответила я сама себе, – они разведчики, кому знать, как не им?» Ладно, но откуда конкретно узнали? Из Национального разведывательного управления, разведки жандармерии или еще откуда-то? Мой старший брат Недждет был офицером армейской разведки, поэтому я немного в этом разбиралась.