Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом - страница 33

Может, и правы те, кто уверяет, что Есенин эстетически не мог принять все те ужасы войны, с которыми хоть и опосредованно, но столкнулся. Слишком большой шок, сильные страдания… Да и вообще: неэстетично и непоэтично, особенно для совсем ещё юного взгляда, описывать раны, кровь, гной, ампутации… Опять же – больничные судна, которые ему довелось выносить за тяжелоранеными. Как не понять его бегство в народность, фольклоризм, в чистую эстетику поэтического слога!

Конечно, если бы повоевал Есенин в окопах, получил бы несколько ранений, «Георгия» на грудь за храбрость (но не отдал бы жизнь за Отчизну, а вернулся с фронта героем) – возможно, стяжал бы по праву почётное место в бодром строю литераторов, отличившихся в ратном служении да в кровавых битвах. Но это – уже совсем другой Есенин, а история, как известно, сослагательного наклонения не имеет. Наш герой выбрал для себя иной путь в Вечность!

Владимир Силкин: «Я приезжал в родовое имение Кайсаровых, на открытие мемориальной доски, в село Чирково Ряжского района Рязанщины – в честь трёх родных братьев, которые участвовали в войне 1812-го года. При этом – они все пошли добровольцами. В этом селе похоронен младший брат, Андрей, первый контрпропагандист русской армии, начальник походной типографии у Кутузова. И можно долго перечислять писателей и других деятелей культуры, участников войны 1812-го года: Константин Батюшков, Модест Богданович, Александр Висковатов, Сергей Волконский, Пётр Вяземский, Сергей Глинка, Фёдор Глинка, Александр Голицын, Василий Жуковский, Денис Давыдов. И даже Надежда Дурова, прозаик и первая в России женщина-офицер. А ещё есть и партизаны – Зотов, Зарин, Ивановский, Лобенков… Целый список у меня. Жаль, что поэта Сергея Есенина трудно отнести к беззаветным защитникам Отечества!»

Согласен, можно и пожалеть, конечно, что Есенина со столь явной неохотой приписывают к поэтам-воинам, но… таков сознательный выбор поэта! Не бегал ведь от призыва, не дезертировал, не отсиживался в беззаботных «заграницах», не занимался революционно-разлагающей агитацией в войсках. Служил как умел. И вполне достойно, кстати. Тем более что ни на миг нельзя забывать: главный в жизни объект есенинского служения – литература. И с этим вряд ли кто станет спорить!

(Справедливости ради следует упомянуть, что не такой уж безоблачной получилась у поэта служба. В этой связи Сергей Сибирцев даже просит привести хорошо известное исследователям письмо Есенина, которое тот написал из своей санитарной части – в конце 1916 года – издателю журнала «Радуница» Аверьянову: «Положение моё скверное. Хожу отрёпанный, голодный как волк, а кругом всё подтягивают. Сапоги каши просят, требуют, чтоб был как зеркало, но совсем почти невозможно. Будьте, Михаил Васильевич, столь добры, выручите из беды, пришлите рублей 35…» Согласен: далековато как-то до радужной картины!)

Но зато на литературном поприще у Есенина как раз намечались заметные сдвиги. Ещё бы немного, и он вполне мог стать классическим «придворным поэтом». Во всяком случае, получил бы высочайшие преференции.

Елена Самоделова: «Полковник Ломан считался поклонником изящных искусств, поэтому часто брал Есенина с собой. И вскоре молодой поэт уже посещает императорскую семью, читает стихи царевнам, посещает Марфо-Мариинскую обитель в Москве. То есть: с одной стороны, – идёт воинская служба, а с другой стороны, – литературная деятельность Есенина вполне успешно продолжается. Если бы государство не развалилось в тот момент, он мог бы вполне удачно, даже с определёнными дивидендами, вернуться к гражданской жизни, и всё складывалось бы очень хорошо».