– Канцеляриты замели кого-то.
– У пацаничка рожа-то шпионская.
– Может наоборот, законспирированный канцелярит? Инфан с задания вернулся.
– Хе-хе, известно, чем инфаны завлекают.
– Сосал ханаатские гостайны, петушок.
От стыда я не знал, куда деться – двери пежо ещё закрыты.
В толпе кто-то продолжал:
– Слышали по новостям? В Ханаате мужеложникам разрешили по закону женихаться.
– Вымрет Конурский Ханаат. Детей не через задницу рожают.
– Вымрет, не вымрет, но они на Луну лететь собрались. Не то, что наши…
– А что наши? – возмутился более патриотичный зевака. – Что ты против наших имеешь? Они, может, уже давно на Луне были, да помалкивают.
Наконец, Алёна открыла дверь, и я нырнул в салон. Опять эти инфаны! Теперь меня за одного из них приняли. Наваждение какое-то.
2
Канцеляритский пежо ехал быстро, игнорируя красный свет. Сквозь тонированное стекло улицы Моску выглядели мрачно, словно подтверждая мои страхи.
– Переживаешь за отца? – осведомилась Алёна.
Не мог же я признаться, что больше переживал за себя:
– Он больше года без казино и бухла.
– Хочешь, я использую служебное положение? Могу отследить местоположение гражданского чипа твоего отца.
– Разве это законно?
– Без санкции прокурора нельзя. Но если надо, то можно.
– Не надо. Приберегу твоё предложение об услуге на будущее.
Я отвернулся к окну.
Пежо вылетел на встречку. Патрульные бес-пилоты жандармерии отреагировали на нарушителя, снизились, но, просканировав номер, взмыли обратно.
– Стыдно ехать в машине канцеляритов, – не выдержал я.
– Почему?
– Народ вас боится и презирает. А я – народ.
– Бориска, поверь, никто не знает народ так хорошо, как Имперская Канцелярия. Чем больше вы нас боитесь, тем позже поймёте, что настоящая сила в Империи – это не мы, и даже не Император, а сам народ.
Пежо в очередной раз заехал на тротуар, распугивая прохожих. Алёна показала в окно загипсованной рукой:
– Любой из них оказался бы на твоём месте с радостью.
– Если бы я не видел, как ты пожертвовала собой, чтобы спасти аэронеф, то решил бы, что ты лживая канцеляритка.
– Борис, хватит слушать либералей и правозащитников. Времена репрессий прошли. Канцелярия подчиняется тем же законам, что и остальные службы Империи.
– Ага, – ухмыльнулся я, – но ты только что предлагала отследить гражданский чип моего отца.
– Вот поэтому больше не нужны массовые аресты и репрессии. Теперь вы все как на ладони, – рассмеялась Алёна. – А с недавних пор, как распространились наладонники с опцией отправки голосовых сообщений, Империя наконец-то слышит каждого гражданина.
Мы выскочили на бульвар Фьюзенмо, миновали пробку, срезав путь через парк, распугивая мамаш с колясками. Остановились у длинных ступенек, ведущих в самое страшное для всех либералей место: здание Имперской Канцелярии.
Главный вход отделён от бульвара переносными ограждениями. За ними стояла кучка митингующих, над которыми вились несколько бес-пилотов: жандармские и журналистские. Митингующие держали флаги Фронды на длинных рукоятках, стараясь задеть ими бес-пилоты.
Когда меня вывели из пежо, вялая толпа ожила. Взметнулись транспаранты «Свободу НФР», «Будущее Ру́сси – это Республика», и «Долой самодержавие».
Некоторые плакаты требовали немедленно освободить из-под стражи некоего Владислава Адзинбу. Согласно имперской прессе, его задержали за мошенничество с акциями железнорудной компании «Шахты Сальти», а либеральская пресса утверждала, что его арестовали за политическую поддержку реформ.
