Сестры Мао - страница 2

Мгновение ушло на то, чтобы привыкнуть к темноте. Сначала казалось, что в комнате пусто, но потом она начала замечать отдельные предметы, будто к обстановке добавлялись новые детали. Восточный гобелен на стене. Четыре человека на кровати. Двое в одном кресле, еще один в другом. У окна – обнимающаяся пара. Двое, трое – сколько? – ходят вокруг, наблюдая или чего-то дожидаясь.

Она ожидала, что блондин попытается ее соблазнить, но он отпустил ее руку и ушел через комнату, на ходу сняв пиджак и рубашку. Внезапно оказавшись одна в дверном проеме, она не понимала, что делать, кроме как каким-то образом стать невидимкой среди этих тел. Заметив свободное место у задней стены, она опустилась на четвереньки – бух! – и поползла к нему по ковру. Добравшись до места, она обернулась, как собака в траве – ковер был густой, словно подлесок, – и села, скрестив ноги и бессознательно положив руку на кафтан, чтобы он не задрался и не обнажил ее трусы.

Отсюда она будто бы смотрела на огромный мир взрослых глазами ребенка. Линии комнаты не сходились под прямым углом, а искривлялись так, что задняя стена резко, словно туннель, сходилась в далекую точку света. Из-за этого тела на дальней стороне кровати уменьшались, а на ближней – превращались в гигантов. С отстраненным любопытством она изучала сначала гигантов, затем – карликов. Здесь, там, сверху, снизу, сзади и с боков: все они верили, что их ебля делала мир лучше. Воображали, будто они освободились, в то время как на самом деле носили ту же броню и играли в те же игры.

По опыту она знала, что не стоит высказывать подобные суждения о происходящем. В прошлом на это ей говорили, что она боится сексуальности, потому что пуританка и ханжа. Это обвинение больно ранило, но она не могла полностью его отрицать. Это было правдой: она действительно боялась секса, по крайней мере некоторых его аспектов, отчего была нерешительной и зачастую одинокой. Большинство мужчин казались ей скучными и навязчивыми. Тех немногих, которых она к себе подпускала, – впоследствии отвергала, когда они пытались ею овладеть. Она не была способна ни на свободную любовь, ни на традиционные отношения: этот путь был невозможен, и она это знала. Ее отвращение к контакту само по себе было формой привязанности. Она гордилась своей самостоятельностью, но чаще всего это выливалась в болезненное отстранение. Размежевание. Отступление в ее нынешнюю позицию – в угол, в котором она сейчас, как скваттер, сидит.

Пока она искала точку входа, комната наклонялась и раскачивалась. (Она имела дело с формой подавления, которую – да, сейчас – она должна была победить.) Среди различных комбинаций тел она не увидела ни одной, которая вызывала бы в ней страсть. Но она должна была подойти. Невозможно любить на расстоянии.

Одинокая фигура в кресле.

Что это?

Прищурившись, она увидела, что это такое. Лысеющая голова. Атлетическая фигура с разрыхлевшей талией. Темные волосы покрывали плечи и грудь, вились в верхней части ног. Это был мужчина, что широко развел колени. Он брал с приставного столика кусочки сахара, клал их под крайнюю плоть и приглашал мужчин и женщин подойти и высосать их.

Устроившись между его ног, она захихикала как женщина, которая перестала стараться быть интересной и теперь хочет только угодить.

– Не смейся, – сказал мужчина. – Я предлагаю тебе дар божественного зрения.