Сестры Мао - страница 26

Ли На дернула за ремешок и закричала:

– Слезь с меня, ведьма! Отпусти!

– Так я и думала, – сказала Цзян Цин, – книги нет!

– Ты сошла с ума, мам, ты знаешь?

– Ты маленькая лгунья.

– Я думала, она там. А если нет, то что такого? Мне не нужно носить ее с собой повсюду.

Цзян Цин вернулась на свое кресло. Поправила растрепавшийся пучок, убрала выбившиеся волосы под кепку.

– На Западе, – сказала она, тяжело дыша, – молодежь носит ее в нагрудных карманах. Они гордятся, если ее видят.

– Да? – ответила Ли На. – Ну а я ношу ее здесь.

Она постучала себя по виску.

– И здесь.

Она положила руку на грудь.

– Это главное, не так ли? Чтобы она была в сердце. А на Западе у молодежи она там есть, как думаешь?

Их первой остановкой был обувной магазин в районе Дашилань. Телохранители Цзян Цин, ехавшие в отдельных машинах спереди и сзади, очистили переулок от велосипедистов и пешеходов, после чего заняли позиции у входа в магазин. Только когда вокруг стало тихо и безлюдно, шофер открыл дверь машины.

Ли На хотела выйти первой, но Цзян Цин остановила ее:

– Сними очки.

– Это просто очки, мам.

– Никто тебя не узнает.

– Да конечно узнают. Посмотри на эти сраные машины.

Цзян Цин покачала головой и вздохнула.

Прикусив губу, Ли На уступила:

– Хорошо.

Она положила очки в футляр и засунула его в сумку. Ничем не прикрытые глаза были темными и уставшими. Один из них был испещрен красными прожилками. Она моргнула и прищурилась:

– А их предупредили о нашем приезде?

– Нет. Это частный визит.

– В Комплексе есть магазин, мам.

– Там нет того, что мне нужно. Мне нужен подарок. Весьма специфического свойства. Я хочу, чтобы ты помогла мне его выбрать.

Хозяин магазина стоял за прилавком, его жена – у двери. Оба были напряжены и напуганы.

– Добрый день вам, – сказала Цзян Цин, – и тысячу лет Председателю.

– И еще тысячу лет, – ответил мужчина, опустив глаза.

Две полки тянулись вдоль стен. По лестнице Цзян Цин поднялась на торговый этаж и осмотрела запасы, состоявшие из стандартной обуви Народно-освободительной армии – черного, синего и зеленого цвета. Ни мужчина слева, ни женщина справа не двигались с места и не произнесли ни звука. У Цзян Цин не было волшебных слов, которые могли бы их успокоить, поэтому она отошла. Она сняла с полки серый ботинок и повертела его в руках. На подошве было написано:

Она согнула и помяла ботинок, чтобы проверить его прочность.

– Я, наверное, ошиблась, – сказала она. – Я точно приехала куда надо?

Хозяин, седовласый товарищ семидесяти лет или старше, ответил с сильным пекинским акцентом, понять который Цзян Цин даже после стольких лет могла, лишь напрягая слух:

– Скажи мне, революционная сестра, что именно ты ищешь?

Она поставила ботинок на полку:

– Как называется ваш магазин?

– Улица называется Дачжалань-цзе. Это просто обувной магазин Дачжалань-цзе.

– А здесь есть другие?

– Нет, сестра. Это единственный.

– В таком случае, наверное, мне сообщили неточные сведения. Мне сказали, вы делаете балетные туфли.

Мужчина глубоко вдохнул, затем на мгновение застыл с открытым ртом. Язык его шевелился, пока он формулировал ответ. – Ваши данные верны, сестра. Мы на самом деле поставляем туфли Центральному балету. Но мы не делаем их для обычных товарищей. Я не могу продавать их всем подряд, понимаете?

– Понимаю, революционный отец. Бояться нечего. У меня есть разрешение.

Конечно, он знал, кто она такая. Он притворялся, что не знает, потому что видел, как Цзян Цин старается себя не выдать, и понял, что это испытание.