Сестры Мао - страница 30



– У вас должна быть современная кровать, – сказала Цзян Цин. – Посмотрю, что смогу сделать.

Вдова коротко улыбнулась и уставилась на свои колени.

– А партиец, который живет в вашем старом доме, не будет против, если мы сделаем звонок?

Вдова покачала головой.

– Он не поднимет шум, если вы воспользуетесь его телефоном?

Вдова вновь покачала головой.

– Мой сын скоро вернется, – сказала она. – Сун Яоцзинь вышел на прогулку.

Когда Яоцзинь вернулся, он повел себя так, словно ожидал обнаружить Цзян Цин и Ли На у себя дома и не счел их визит чем-то странным. Он прошел по комнате легкой походкой человека в наилучшей форме, для которого все обстоит просто. Сел на скрипнувшую кровать и переобулся в домашнюю обувь. Подойдя к столу, выложил на поднос содержимое карманов: блокнот и карандаш, носовой платок, пару монет, купон. Цзян Цин подумала, что он похож на пьяного.

– Командир Сун, – сказала она.

– Командир Цзян, – отозвался он.

Вдова уступила сыну стул и, взяв таз с мокрым бельем, пошла его развешивать. Сун Яоцзинь вылил из чашки матери чай и налил вина. Поднял бутылку, предложив ее гостям. Они отказались, одновременно покачав головами.

– А ты, Ли На, – сказал он, прихлебывая. – Что ты здесь делаешь? Вернулась в Пекин насовсем?

Ли На удивилась, что Сун Яоцзинь знает о ее жизни.

Цзян Цин показала гримасой: «Я же тебе говорила».

– Я просто приехала в гости, – сказала Ли На, не обратив внимания на мать. – Приехала помочь маме с этой штукой.

– А, да, – отозвался Сун Яоцзинь, – с этой штукой.

– Она не знает, на сколько останется, – сказала Цзян Цин, – в деревне, я имею в виду. Если она когда-нибудь захочет вернуться в город, наши двери для нее открыты, и я думаю, что однажды она решит так сделать.

– Неважно, мам, – пробормотала Ли На.

– Как знать, доченька.

Цзян Цин многозначительно посмотрела на Яоцзиня. Сун, глаза которого за двойными веками казались больше и уязвимее, принял этот взгляд и ответил своим. Но затем, словно для того чтобы обезопаситься от таких переглядываний, он поставил локти на стол и обеими руками поднял чашку, прикрыв свое лицо. В этой позе его глаза были видны, только когда он пил; в остальное время, когда он просто держал чашку в руках, их не было видно.

– А что насчет вас, товарищ Сун? – спросила его Цзян Цин. – Как ваши дела?

– Как мои дела? – проговорил он, повторив вопрос, будто он был сложным.

Он немного прополоскал рот вином. Проглотил. Сверкнул зубами.

– Дайте-ка подумать.

Благодаря питательной диете, которую Сун Яоцзинь получал сперва как молодой ученик Академии, а затем – как профессиональный танцор Центрального балета, он всегда был хорошо развитым: от тренировок он стал мускулистым, движения были плавными, без шероховатостей. Теперь, когда он живет среди крестьян, кожа его потемнела, как красная земля, и хотя живот его размягчился и увеличился, члены его истончились и затвердели. Его некогда гладкое лицо покрылось морщинами. И все равно, все равно он был красив.

– Позвольте, командир Цзян, вы помните…

Сун Яоцзинь запнулся.

– Товарищ? – спросила Цзян Цин.

– Простите. Возможно, поднять этот вопрос – эгоизм с моей стороны.

– Давайте. Мы все тут красные. И близки.

Сун Яоцзинь отпил из чашки. Их глаза – несколько вибрирующих тонов черного – встретились:

– Вы помните…

Его глаза вновь исчезли.

– Когда я впервые танцевал роль капитана армии в «Красном женском отряде»?