Сестры Мао - страница 29

Сначала Цзян Цин ничего не говорила. Окружающие застыли в ожидании. Ли На стало жарко, и она коснулась лица тыльной стороной ладони. Хозяин магазина и его жена стояли, согнувшись и совершенно не двигаясь, пока Цзян Цин весело и невозмутимо не отмахнулась от туфли.

– Необычно, – сказала она. – Я бы, например, не надела.

Молча, не желая выказывать облегчения, мужчина опустился на колени, чтобы поставить коробку в шкаф. Цзян Цин сама отнесла темно-синие туфли на прилавок. Жена лавочника завернула их в газету и, не поднимая глаз, подвинула к Цзян Цин. Затем она отошла к стене, не показывая, что заинтересована получить оплату. Цзян Цин пришлось пересчитать купюры несколько раз, потому что женщина на них не смотрела.

– Вы хотите получить деньги или нет? – спросила Цзян Цин.

Женщина молча продолжала смотреть в пол.

– Да, – сказал мужчина, став рядом с женой. – Спасибо.

– Это половина, – сказала Цзян Цин, которой не надо было узнавать цену, чтобы понимать, сколько она должна заплатить. – Остаток я пришлю завтра с нарочным.

– Значит, нам кого-то ждать?

– Утром.

Он взял перо и с бравадой окунул его в чернильницу.

– Как ваше имя для квитанции?

– Запишите «Лань Пин», – ответила Цзян Цин, назвав свое старое сценическое имя из Шанхая. – Вот так. Лань Пин.

Сун Яоцзинь жил в Дунчэне, в доме с обширным двором. По пути к нему Ли На задумчиво молчала, но потом вдруг сказала:

– Это оно? Это все, чего ты от меня хотела?

Цзян Цин рассмеялась:

– Ради всего святого, дитя мое, расслабься. Я хорошо провожу время. В Пекине до меня почти ничего не доходит. Хорошо побывать снаружи и посмотреть.

Цзян Цин ущипнула себя между глаз, потому что смех поднялся ей к носу и заставил почувствовать головокружение.

– Если тебе нечем заняться…

Она протянула Ли На завернутые туфли.

– …можешь вручить их товарищу Суну.

– Что? Нет.

– Вот видишь? Ты невозможна.

– Я его даже не знаю.

– Вы играли в детстве.

– Помню, я видела, как он танцует, когда ты водила меня в Академию. Но мы не были друзьями. Мы никогда не играли друг с другом.

– У тебя слабая память.

– Ты выдумываешь.

– Просто отдай ему туфли, дочь. Он тебя вспомнит, даже если ты не помнишь его.

До недавнего времени Сун Яоцзинь с родителями занимал лучший дом во дворе – выходящую на юг трехкомнатную постройку за деревянным забором с калиткой у северной стены. Однако три года назад, вскоре после того как Сун Яоцзиня отправили на реабилитацию, этот дом передали партийному чиновнику, а родители Суна переехали в помещение маленькой остановленной фабрики в юго-западном углу. В их жилище были одна комната, кладовка и туалет. Кухня представляла собой отгороженную доской газовую плиту. Отец Яоцзиня умер вскоре после переезда, и когда Суну разрешили вернуться в город, ему полагалось место в комнате рядом с овдовевшей матерью и половина кровати.

Вдова подала им чай. Они видели, что воду она набрала из бачка унитаза.

– Ох, мне только кипяток, революционная вдова, – сказала Цзян Цин. – Чай после полудня вызывает у меня головную боль.

Цзян Цин оказалась у Сун Яоцзиня впервые после переезда и была приятно удивлена – могло быть и хуже. Мебели немного – письменный и обеденный столы, комод, книжный шкаф, потрепанное кресло, в таком ограниченном пространстве любой предмет вызвал бы беспорядок. В прежнем доме был шкаф, на котором стояли подарки от Цзян Цин – банки с фруктами и ароматические свечи, теперь его не было. Комнату украшал только портрет Председателя. От кровати исходил запах гнилой соломы.