Сестры Мао - страница 6

Прохожие бросали в их сторону неодобрительные взгляды. Маленькая девочка, переходя дорогу, показала на негра и сказала матери:

– Мама, смотри, черненький.

Через минуту хорошо одетый мужчина пробормотал под нос бранную тираду. Другой не более чем в десяти шагах от него произнес:

– Противоестественно.

А затем сзади сказал еще громче:

– Держись подальше от наших женщин!

Айрис привыкла к вниманию определенного рода – насчет ее одежды, крашенных хной волос до пояса, но в этих упреках было что-то новое, направленное не на то, как человек живет, а на то, каким он родился, и это казалось ей особенно глупым. Желая показать неповиновение, она опустила руку так, что та коснулась руки негра, и он мог бы взять ее, однако этого не сделал.

– Ты же не помнишь моего имени? – спросил он вместо этого.

Он никак не показал, что услышал оскорбления, но он был здесь, рядом с ней, и наверняка должен был их слышать.

– Кит.

– Я знала.

– Нет, ты не спрашивала.

Они молча прошли еще минуту. Потом она сказала:

– Знаешь, я не невежда.

– Да ладно?

– Да. В школе об этом ничего не рассказывали, но мои родители были коммунистами, серьезными такими, и они меня учили.

– Коммунистами?

– Ага. Абсолютные любители России. До самого конца. Они последние вышли из партии, после всех их друзей. И даже тогда они ушли – им пришлось, потому что дошло до того, что они уже не могли игнорировать свидетельства.

– Свидетельства?

– ГУЛАГа, чел.

Кит безучастно посмотрел на нее.

Она покачала головой и вздохнула. Ей было обидно, что клевые ребята представления не имеют о том, что происходит в мире.

– Ладно, забей. Я просто хотела сказать, что мои предки были комми. С сильным ударением на «о». Это значит, что они потратили много времени, рассказывая нам, ну, ты понял, о вас. И я не только сраного «Убить пересмешника» имею в виду. Я про уроки истории, лекции, фотографии и все такое.

– Правда? Кажется, у тебя были крутые старики.

– Коммунизм не крутой, чел. Он заебывает. Убивает дух. Не оставляет места людям вроде тебя и меня.

– Вроде меня?

– Я не о неграх сейчас. Я о тех, кто хочет увильнуть и заниматься своими делами. Об индивидах. Фриках.

– Ясно.

– Так вот, то, чем стали мои родители, ничем не лучше. Мать прошла полный круг и открыто голосует за тори. Отец называет себя христианином. Слышал, что я сказала? Христианином. Они сейчас еще ебанутее, чем прежде, если тебе от этого легче. – Легче от чего?

Она растерянно изучила лицо Кита. На самом деле для нее, как и для ее родителей, негры были скорее концепцией, чем реальностью. Концепцией сильно одобряемой, но все же концепцией. Этот негр отличался тем, что он действительно был здесь и не пытался слиться.

– Я ни разу не расистка, но вы, угольки, можете быть…

– Что?

Она хотела сказать «колючими», но выбрала другое слово:

– Настойчивыми. Вы не принимаете отказов, да ведь?

– Это смешно, – ответил он. – Это вы думаете, что мы настойчивые. Вечно вы вежливо рисуете все по-своему.

– Не-а, мы просто боимся. Если бы ты был белым, я бы сказала тебе отъебаться сто лет назад.