Он на мгновение привстал, рванул на себе куртку, так, что пуговицы в испуге шарахнулись по сторонам и попрятались в снегу. Скинул куртку, лёг грудью на лыжи и, отталкиваясь о снег голыми руками, заскользил к едва заметной черновине в самом конце полыньи.
У кромки снег и лёд легко продавливались, прогибались под весом охотника, выпускали на поверхность, на лыжи потоки воды.
Уже почти скатываясь в полынью, охотник, каким-то чудом ухватил собаку за загривок и рывком перебросил через себя.
Лыжи легко покатились по подломившейся льдине, затягивая в пучину охотника. Но он, еще, когда вытаскивал собаку, почувствовал, как треснула льдина, как терялась опора. Резко отпрянув, он стал перекатываться, с живота на спину, потом снова на живот, и даже отталкивался руками о воду.
Ему удалось откатиться от полыньи. Лыжи сразу затянуло под лёд.
Собака сидела чуть в стороне и старательно вылизывала шерсть, – сушилась.
Охотник поднял куртку, стряхнул с неё снег и натянул на себя, на мокрую рубаху. Подошёл к собаке, потрепал её по голове.
– Испугалась? Прорвёмся.… Вот только без лыж теперь мы далеко не уйдём, придётся ночевать.
Он медленно бродил по снегу, собирал вещи.
Собака тряслась от холода и, след в след, шагала за охотником.
– Сколько же лет мы вместе? Когда мы только начинали, ты всегда был весёлый, ходил быстро, играл со мной, а сейчас.… Еле ноги передвигаешь…. Испугался….
Озеро Дальнее очень живописно вставлено в предгорья величественного горного хребта, под названием Акиткан. Озеро проточное. Со стороны гор в него впадает несколько речушек, ручьёв, родников. Но, основная впадающая река, – это Окунайка. Стремительная, порожистая, – норовистая. Без великого опыта, да надёжнейшего мотора, туда не сунешься. И вытекает из озера река Окунайка. Та же самая, да не та. Располневшая, раздавшаяся, как баба после третьих родов, значимая и важная. Правда, здесь же, недалеко от озера, раскатилась по широкому, каменистому перекату, расплескалась. С какой-то дурной весёлостью легко опрокидывает, выкидывает на камни лодки, и хохочет при этом, озорно хохочет.
А мужики, что вывернулись из лодки, хватаются за скользкие камни, с трудом выбираются на берег веселящегося переката, и с ужасом наблюдают, как Окунайка прячет в заломе их лодку. Утрамбовывает все их шмотки в глубоченной яме, под огромную кучу наносных деревьев.
Перекат этот, последний перед озером, так и называется: Весёлый. А уже за ним Дальнее. Красивейшее озеро….
Это теперь там заказник. А в то время, о событиях которого пойдёт рассказ, угодья принадлежали местному зверопромхозу. Угодья были поделены среди охотников, и добывали там соболя, да белку. Иногда мясо готовили, но это редко, потому, как трудно его вывозить из предгорных районов, – только вертолётом. А это дороговато.
Летом на озере стояла бригада, – рыбачили. Рыба на Дальнем ценная, в основном белая: сиг, да пелядь. А осенью верхнюю Окунайку городили, и добывали мелкую, но вовсе ценную рыбку тугуна. А за доброй-то рыбкой и вертолёт сгонять можно.
Не далеко от зимовья, что кургузо торчало на берегу озера, был сооружён и забивался льдом каждую весну, ледник. Там и хранили бочки с рыбой. Тут же, рядом, была площадка для вертолёта. Правда, площадка маловата, но заход делали над водой, над гладью, а здесь уж, на опечке, мостились как-то, свешивая хвост над озером.
