Хенрик провёл всю ночь у кровати настоятеля, наблюдая за его состоянием и готовя новые лекарства. Ночь была долгой и мучительной. Хенрик не отходил от кровати настоятеля, наблюдая за каждым его вздохом, каждым стоном. Он перепробовал всё, что знал: отвары из ромашки и мяты, компрессы из подорожника, даже редкие травы, которые он припас для самых тяжёлых случаев. Но ничто не помогало. К утру отец Бернхард был уже едва жив. Его дыхание стало прерывистым, а глаза, обычно такие проницательные, потускнели.
Когда первые лучи солнца проникли в келью, настоятель испустил последний вздох. Хенрик, стоя на коленях у его кровати, почувствовал, как тяжесть потери опустилась на его плечи. Он не смог спасти человека, который доверял ему, который был для монастыря не только настоятелем, но и отцом.
Но его горе было лишь началом. Уже к полудню по монастырю начали ползти слухи. Сначала это были шёпоты в коридорах, потом – разговоры в трапезной. Монахи, обычно такие сдержанные, теперь открыто обсуждали, что случилось. И в этих разговорах всё чаще звучало одно имя: Хенрик.
– Он был с ним всю ночь, – говорил один из монахов.
– А ты знаешь, какие травы он использовал? – добавлял другой.
– Ну так! Да и в Ростоке случай был… – третий не договорил, но его взгляд говорил сам за себя.
Слухи быстро вышли за пределы монастыря. Уже к вечеру они достигли самых дальних уголков Любека. На рынке, в тавернах, в домах горожан – везде говорили о том, что брат Хенрик, аптекарь из монастыря Святой Марии Магдалены, отравил настоятеля. Кто-то вспоминал, что он всегда был странным, слишком увлечённым своими опытами. Кто-то говорил, что он слишком много знал о ядах. А кто-то просто шептал: "Колдун".
Хенрик чувствовал, как стены монастыря, которые когда-то были его убежищем, теперь смыкаются вокруг него. Взгляды монахов, которые раньше были полны уважения, теперь стали настороженными, а иногда и враждебными. Он пытался объяснить, что сделал всё, что мог, что он не виноват в смерти настоятеля. Но слова его терялись в шуме слухов, которые как огонь по соломе распространялись по монастырю и городу, обрастая новыми подробностями. Теперь уже не просто шёптались о том, что Хенрик мог отравить настоятеля, – некоторые открыто обвиняли его в колдовстве. Всё, что он когда-то делал для монастыря, теперь использовалось против него. Его знания о травах, его эксперименты, даже его книги – всё это стало "доказательством" его вины.
Хенрик чувствовал, как стены монастыря, которые когда-то были его домом, теперь стали тюрьмой. Взгляды монахов, полные подозрения, следовали за ним повсюду. Даже те, кто раньше уважал его, теперь избегали. Он понимал, что его положение становится всё более опасным. Если слухи дойдут до городских властей или, что хуже, до епископа, его судьба будет решена.
На третий день, когда напряжение в монастыре достигло предела, Хенрик решил действовать. Утром он объявил, что отправляется в лес за травами. Это был обычный предлог, который он использовал много раз, и никто не заподозрил ничего необычного. Он взял с собой сумку, наполненную самым необходимым: немного еды, флягу с водой, несколько книг и инструментов, которые могли пригодиться в пути.
Лес, окружавший монастырь, был густым и тихим. Хенрик шёл по знакомым тропинкам, собирая травы, как будто ничего не произошло. Но с каждым шагом он удалялся всё дальше от монастыря, от того места, которое когда-то было его домом. Сердце его билось сильнее, а мысли путались. Он не знал, куда идёт, но знал, что оставаться в монастыре больше не может.
