Сезон комет - страница 8

В этот момент в туалете появилась Ира. Она с налета брякнула своей сумочкой о раковину, достала со дна помаду и, как в старые добрые времена, сначала накрасилась сама, а затем протянула мне. Я – холодное лето. Она – весна. Цвет ее помады – коралловый – заставляет мою розацеа ярче вспыхивать на щеках, но я повиновалась. Несколько мгновений мы молча смотрели на наши лица в зеркале.

– Сашк, тебе пора повзрослеть. Жизнь – не сказка. Дай Ярославу свой номер, – отчеканила она моему отражению и вышла, хлопнув дверью.

Чтобы не послать подругу прямо на ее дне рождения, я выскочила из ресторана и на крыльце наткнулась на Гамлета. Он говорил с кем-то по телефону, но, увидев выражение моего лица, наскоро попрощался с собеседником и предложил пройтись. На улице темнело, однако закат здесь был другим, не таким, как дома. Небо из лимонного становилось черным. Над головой мерцали огоньки спутников. Я выпила слишком быстро и слишком много, на голодный желудок, и чувствовала, как мостовая покачивалась под ногами. Мы остановились и сели на ступеньки какого-то дома. Впереди, между зданиями, ворочалась во сне черная туша океана. Гамлет попросил меня простить Иру.

– Блин, прости, я не знаю, как так вышло… – пробормотала я.

И, не дожидаясь каких-то слов от него, поднялась на ноги и побежала.

Не знаю, что на меня нашло. Точнее, знаю очень хорошо, но стыжусь признаться. Пока мы шли вдвоем по улице, меня охватила тоска. Это все могло быть моим. Этот город, это небо. А я отдала ей, скинула с барского плеча. Ведь Гамлет любил меня, а не ее. Он просто устал меня ждать.

Этот чертов поцелуй – лишь минутный порыв. Я не любила Гамлета и не желала себе Ириной жизни. И теперь, кажется, испортила самое ценное, что у меня было.

Мною двигал инстинкт – желание замести следы, укрыться, сбежать, – но через десять минут суетливых метаний по улицам я вновь оказалась возле того же ресторана. В руках завибрировал телефон – Гамлет. Следовало спрятаться, пока он не увидел меня. Хотелось вообще выкинуть мобильник, к чертям. Пока я быстро шагала по улице, не разбирая дороги, мой мозг панически пытался найти какой-то смысл в произошедшем. Я разозлилась на Иру. Она может быть такой: доминирующей, бестактной, ранящей в самое больное место. Но я прекрасно знала: если и есть в моем бытии одна константа, то это она. Она любит меня. А я – ее. Так было всю нашу сознательную жизнь, с тех пор, как они переехали и поселились на моей лестничной площадке. Не сосчитать, сколько раз мы с Ирой соскребали друг друга с асфальта, давали друг другу помаду или пощечину и толкали друг друга вперед, заставляя двигаться дальше. Этот поцелуй – моя месть за то, что они бросили меня, попытка саботировать их прекрасную жизнь без меня.

Но от того, что я четко понимала мотив своего идиотского поступка, легче мне не становилось. Я будто перепачкалась в каком-то дерьме, оно покрывало всю мою кожу, затекало в нос и в глаза. Мне требовалось заглушить это ощущение – чем угодно. Музыкой, шумом, разговорами, бокалом чего-нибудь покрепче. Поцелуем с кем-то другим. Единственный способ избавиться от чувства вины за то, что совершил плохое, – это тут же сделать нечто похуже. Не лучший модус операнди, но он не раз выручал меня.

Дернув за ручку двери, я зашла в первый попавшийся бар. В нем было полно народа, громко играл музыкальный автомат. Из-за шума я наконец перестала слышать свои мысли. Растолкав посетителей локтями, пробилась к стойке и кивком подозвала бармена. Пока ждала свой джин-тоник, со мной попытался заговорить какой-то парень. Моложе меня, он был наделен той особой привлекательностью подонков, которой отличались парни моей соседки, – с ними я по утрам в субботу неловко сталкивалась у ванной. Зеленые глаза. Татуированные ключицы, выглядывающие из широкого выреза футболки. Он смотрел на меня с нагловатой ухмылкой, его язык нервно поигрывал колечком в губе. Один из наиболее совершенных паразитов, сотворенных природой, – падальщик. Парень моментально считал ситуацию: женщина, одна, расстроенная, вечернее платье, крепкий алкоголь. В его глазах я – легкая добыча. Я улыбнулась в ответ и похвалила его сережку. Он спросил, кем я работаю. Я что-то соврала. Если я чему-то и научилась за свои тридцать с небольшим лет, так это тому, что правда – привилегия, которую необходимо заслужить. Бармен принес мой напиток, парень предложил пойти за его столик, познакомиться с друзьями. Мысленно я умилилась тому, что он не позвал меня сразу к себе домой.