Город пугал меня. Сколько мы с Ростиком ни бродили по улицам, ни катались на трамваях и ни снимали видео для моих подписчиков в театре Кастро, я словно не могла поверить в его реальность. Никогда я не видела так много белого, так много синего. Я вздрагивала от криков попугаев, прячущихся в эвкалиптовых кронах. Ловила приступы паники от вида ползущего с воды тумана в парке Пресидио.
Ростик пересказывал мне информацию со школьной экскурсии:
– Первые белые люди, приехавшие в Калифорнию, искали здесь сокровища. Они так боялись за свое золото, добытое кровью, что вся эта бухта – крепость, посмотри. Они были готовы стрелять и построили здесь батареи для своей артиллерии…
Я верила ему. Мы карабкались на крыши заросших мхом бункеров, то и дело сползая по влажному цементу на пятках кроссовок. Мы прошли двадцать пять тысяч шагов – вверх и вниз, вниз и вверх, – пока не набрели на магазинчик керамики где-то в районе парка Золотые Ворота. И там купили для Иры подарок: кофейник и сахарницу, почти подходящие к чашкам. Затем двинулись дальше. Ростик рассказал о Чарли Мэнсоне[2], который, как оказалось, жил на одной из этих маленьких улочек – еще до девочек, культа и безумия. Я спросила его мнение о последних новостях в деле Зодиака[3]. Он признался, что тоже пытался разгадать его шифр, они с Гамлетом бились над ним весь локдаун, чем ужасно бесили Иру, но так ничего и не поняли. Имя убийцы оставалось загадкой.
На следующий день, в субботу, мы праздновали день рождения Иры. Тридцать четыре. Но она говорила, что двадцать девять. Отмечали в ресторане в Норт-Бич – модном заведении, дорогом и бездушном, с минималистичным интерьером и огромным выбором коктейлей. Ирины друзья – сплошь иммигранты. В отличие от Гамлета, который даже говорить начал с акцентом из-за чтения лекций на английском, Ирин круг общения составляли исключительно выходцы из бывших стран соцлагеря. Большинству из них она когда-то помогла продать или купить недвижимость. Хотя подруга и уверяла меня, что рассадка была исключительно по желанию, я оказалась между ней и каким-то угрюмым парнем со стрижкой из девяностых. Он пришел на вечеринку с мамой – клиенткой Иры. Лишь через пару минут я догадалась, что это свидание вслепую. Смотрины. Сутенерство. Уж не знаю, как называется ситуация, когда ваша лучшая подруга без вашего ведома пытается пристроить вас какому-то незнакомцу. Из всех тем на свете Ира выбрала меня: она решила обсудить с гостями мою книжку, мой успех пятнадцатилетней давности и мои перспективы в Голливуде. Претендент на мою руку и его мама кивали. Я хотела утопиться в бокале вина. Искала, за кого бы зацепиться, кому послать сигнал бедствия, но Ростик после очередного скандала с Ирой идти в ресторан отказался, а Гамлет увлеченно беседовал с каким-то старичком в бархатном блейзере.
Я терпела как могла, терпела, пока хватало сил, улыбалась, смеялась, отшучивалась. Когда же силы кончились, извинилась и пошла в туалет. Там долго стояла перед зеркалом, глядя на свое отражение. Русые волосы до плеч, серые глаза, красноватые пятна розацеа[4], которые я замазывала, если не ленилась. Черное платье с голой спиной – его мне одолжила Ира. Хорошо хоть ей не удалось заставить меня нацепить туфли. Я осталась верной себе и кроссовкам.
Кто я? Какое право я имела считать себя лучше этих людей? Чем я на самом деле от них отличалась? Я достала телефон и сделала селфи в этом дорогом зеркале. В его свете мои скулы выглядели красивыми. Я опубликовала фотографию на канале и стала ждать лайки. Иногда мне казалось, что этот аккаунт с несколькими тысячами оставшихся почитателей – все, что связывало меня с реальностью. Хотя, вероятнее всего, именно он делал меня чужой на любой вечеринке.
