– А помнишь, как ты хотела поехать домой к тому мужику, у которого не было переднего зуба? Он еще говорил, что ты похожа на Кэмерон Диас, – хохотала она.
– Это не я хотела! Это ты! Кто из нас Кэмерон Диас? – парировала я.
– А потом мы пошли к тебе и решили разыграть по ролям «Русалочку». Но твоя бабушка проснулась и устроила нам скандал!
– Нет, девочки, вы все неправильно запомнили! Тогда я вас забирал из той бильярдной, и вы обе наблевали у меня в машине!
Нас с Ирой накрыла очередная волна хохота. Когда воздух в моих легких закончился и смех затих, подруга поймала мою руку и посмотрела в глаза, внезапно как-то очень серьезно.
– Сашк, мы же свои, – произнесла она, пытаясь сдержать икоту. – Может, расскажешь уже, что у тебя там в Питере стряслось? Ведь даже до полиции дело дошло…
– Ир, ну чего ты? Отстань от нее, – попытался Гамлет отразить неожиданную атаку.
– Мы ее друзья. Имеем право знать, – отмахнулась она.
– Ир, не надо давить. Захочет – расскажет.
Ира резко выдохнула и отпустила мою руку.
Затем произнесла с какой-то совершенно незнакомой мне улыбкой:
– Окей. Простите. Гамлет, нам, кажется, пора идти за второй бутылкой.
Воспользовавшись усталостью после перелета как предлогом уйти из-за стола, я отправилась в свой подвал. Там ничком легла на диван и закрыла глаза. Перед внутренним взором бешено вращался калейдоскоп из картинок: вид на города с высоты, терминалы аэропортов, улыбка Гамлета, фартук Иры… Но сон не приходил.
Дождавшись, когда все в доме утихнет, я выбралась из своего подземелья, надела кроссовки на босу ногу и прокралась на улицу. Мне требовался воздух. Я прошла через задний двор – там в просветах между разросшимися эвкалиптами проглядывало зарево огней бухты. Усевшись, я достала блокнот и начала писать.
Шороха шагов за спиной я не услышала, но кожей ощутила чье-то присутствие в темноте позади себя.
– Кто здесь? – прошептала я во мрак.
Из темноты на меня двинулась фигура. Невольно я вскочила на ноги.
– Напугал? – произнес смеющийся мужской голос.
Я прищурилась, стараясь разглядеть говорившего. Когда он сделал затяжку, на его лицо упал рыжий отсвет.
– Ростик?
– Прости, Саша. Я не хотел, – произнес он, выдыхая дым.
Я включила фонарик в телефоне. Он зажмурился и сделал еще один шаг в мою сторону. Это и правда был он.
– Господи, ты так вырос! Посмотри на себя! Ну просто Майло Вентимилья[1]! – воскликнула я.
– Понятия не имею, кто это, – ответил он через затяжку.
– Ну конечно. Откуда. Тебе семнадцать. Я вообще в шоке, что ты меня помнишь!
– Я тебя очень хорошо помню, Саша. Даже лучше, чем маму. Ее никогда дома не было, она меня с тобой оставляла. Помнишь, как мы в зоопарк ходили на мой день рождения?
Вот уже в который раз за этот бесконечный день мою голову наводнили воспоминания, яркие и выпуклые, трехмерные: протяни руку – и дотронешься до них.
– Ты сову испугался.
– До сих пор их боюсь, – засмеялся он.
– Ты поэтому с мамой не ладишь? Думаешь, она в детстве с тобой не занималась?
– А разве не так было?
– Нет. Ты просто забыл. Так бывает – плохое помнишь, а хорошее теряется. Это потому, что к хорошему быстро привыкаешь. Она о тебе очень заботилась. Всегда.
– Да брось ты. Она меня родила в семнадцать лет не пойми от кого. Конечно, она меня не хотела. И старалась жить так, будто меня нет, – произнес он, отвернувшись от меня в сторону дома.
– По большой любви она тебя родила, – сказала я и тут же пожалела.
