– Папуля очень бедствовал.
– Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада». Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.
– Ты ж до конца дочитай, Туся.
– «Конторская работа. 25–35 лет. Заявления принимаются в «Штаны Леви», угол Индустриально-Канальной и Речной, между 8 и 9 часами ежедневно». Что ж, это не подойдет. Я никогда не смогу там появиться до девяти утра.
– Туся, если же ты работать пойдешь, так надо ж раненько подыматься.
– Нет, мамаша. – Игнациус швырнул газету на духовку. – Я слишком высоко установил прицельную планку. Мне нипочем не пережить подобного типа работы. Я подозреваю, что нечто вроде маршрута доставки газет окажется довольно приемлемым.
– Игнациус, стыдно такому большому мальчику пендали крутить да газеты развозить.
– Вероятно, вы сможете транспортировать меня в машине, а я буду разбрасывать газеты из заднего окна.
– Слушай меня, мальчик мой, – рассердилась миссис Райлли. – Завтра же пойдешь и чего-нибудь попробуешь. Я тут не шутки шучу. Первым делом сходишь вот по этому вот пробъявленью. Ты мне голову морочишь, Игнациус. Я тебя знаю.
– Хо-хмм, – зевнул Игнациус, являя на свет вялый розовый язык. – «Штаны Леви» на слух воспринимается так же плохо, если не хуже, чем наименования иных организаций, с которыми я вступал в контакт. Очевидно, я уже начинаю скрести по дну рынка наемного труда.
– Ты погоди, Туся. Ты хорошо добьешься.
– О боже мой!
У патрульного Манкузо появилась хорошая мысль, которую подсказал ему не кто иной, как Игнациус Райлли. Патрульный давеча телефонировал им домой осведомиться у миссис Райлли, когда та сможет пойти в кегельбан с ним и его тетушкой. Однако трубку снял Игнациус и завопил:
– Прекратите досаждать нам, олигофрен. Если б у вас имелась хоть толика разума, вы бы разнюхивали в притонах, подобных «Ночи утех», где мою возлюбленную матушку и меня унизили и ограбили. Я, к несчастью, пал жертвой порочной, растленной проститутки, явно нанятой этим баром. В довершение ко всему его владелица – нацистка. Нам едва удалось сохранить свои жизни. Ступайте расследовать эту банду и оставьте нас в покое, разрушитель чужих домов.
В этот момент миссис Райлли удалось вырвать трубку из рук сына.
Сержант обрадуется, узнав про такой притон. Рассчитывая на благодарность с занесением за полученный донос, патрульный Манкузо прочистил горло и вытянулся перед сержантом:
– У меня есть верные сведения о месте, где нанимают проституток.
– У тебя есть верные сведения? – переспросил сержант. – И кто дал тебе эти верные сведения?
Патрульный Манкузо решил, что Игнациуса в это дело впутывать не стоит по нескольким причинам, и остановил свой выбор на миссис Райлли.
– Одна знакомая дама, – ответил он.
– И откуда этой знакомой даме известно такое место? – снова спросил сержант. – И кто ее в это место привел?
Патрульный Манкузо не осмелился ответить: «Ее сын». Могли открыться кое-какие старые раны. Ну почему разговоры с сержантом никогда не проходят гладко?
– Она была там одна, – выдавил наконец патрульный Манкузо, пытаясь спасти собственный допрос от полного провала.
– Знакомая дама в таком месте одна? – заорал сержант. – Что ж у тебя за знакомые дамы? Она, наверно, сама – наемная проститутка. Убирайся отсюда, Манкузо, и приведи мне настоящего подозрительного субъекта. Ты мне никого еще так и не привел. И никаких больше верных сведений от проституток. Сходи загляни в свой шкафчик. Ты сегодня солдат. Вали.
