Эркин напряжённо смотрел на неё, успокаивать девушек он не умел, но вдруг схватив её за плечи, он прижал девушки к себе. Но Карина испуганно оттолкнула его и отпрянула назад.
– Прости… я просто хотел тебя успокоить. Я видел все эти ужасы там, на войне! И поверь, мы отомстили проклятым фашистам за всех убитых и за маму твою, и за брата! – сжав кулаки, произнёс Эркин, глядя мимо Карины.
– Поехали домой, я устала… – уходя в сторону выхода из сквера, сказала Карина.
Эркин молча пошёл за ней.
– Я думал, мы… – сказал было Эркин, но видя, что Карина быстро переходит через дорогу на остановку, которая в те годы находилась справа от старых Курантов, парень быстро пошёл следом за ней.
– Куда ты бежишь? Остановись уже! – воскликнул Эркин, Карина, резко остановившись, повернулась к нему.
Девушка не успела перейти широкую дорогу, редкие машины и маленькие рейсовые автобусы ездили по главной трассе города. Увидев автобус, Эркин схватив Карину за руку, выше локтя, быстро отбежал с ней к остановке. Автобус остановился, молодые люди побежали к нему и быстро войдя, сели в полупустой салон.
– Ты что делаешь? Автобуса не видишь? – разозлившись, спросил Эркин, испугавшись за Карину.
Она странно на него взглянула, может испугалась, что он сердится, таким она его не видела. Хотя и видела-то его всего один день и то урывками.
– Простите… – лишь пробормотала Карина, отворачиваясь к окну, куда и села в конце автобуса на заднее сидение.
Ехали молча, Эркин, нахмурившись, смотрел на людей, сидевших в автобусе, смотрел и словно войны вовсе и не было. Лица у людей были приветливые, задумчивые, кто-то тихо между собой разговаривал, иные выходили на остановках, другие заходили. Жизнь шла своим чередом и на душе у парня стало вдруг спокойно и хорошо. Проехав несколько остановок, молодые люди вышли, чтобы пересесть в трамвай, чтобы на нём уже доехать домой. Проводив Карину до ворот дома Зухры и Батыра, сам он зашёл в свои ворота, хотя мог зайти вместе с ней, но оказалось, что и его мама, и Зухра, были у них дома. Мехри опа сказала, что её сын вернулся с войны, а значит и плов делать должна она сама.
– Конечно, Мехри опа, а я во всём Вам помогу. Ещё чучвара (пельмени) пожарим и катламу(слоёные, жаренные лепёшки) я сама сделаю для нашего Эркина. Жаль, Мумин в ночь в Фергану уедет, но обещал забежать на часок, поесть, Эркина повидать. Поезд в ночь отправляется, в одиннадцать двадцать, кажется, – сказала Зухра, ловко замешивая тесто, одно для чучвары, другое для катламы, положив вместо маргарина говяжий жир.
– Время ещё есть, что-то Эркин задерживается, где же он ходит? С утра сказал, что вроде в ТашМИ поедет, а время уже почти четыре часа, а вдруг с ним что случилось? – с тревогой поглядывая на ворота, сказала Мехри опа.
– Сердце матери в тревоге, не волнуйтесь так, Мехри опа! Придут наши мужчины, если с войны живыми вернулись, значит жить им долго. Сегодня хочу с Батыр акя поговорить, может сосватаем Кариночку моему Мумину? Что скажете, Мехри опа? Столько лет девочка живёт с нами, она мне стала, словно дочка родная и Мумин, кажется, к ней хорошо относится, – громко говорила Зухра, Мехри опа резала морковь для плова, стуча ножом по доске.
Последние слова Зухры Эркин и услышал, войдя во двор. Женщины сидели спиной к воротам и парня не видели, хотя Мехри опа часто оборачивалась. Услышав о сватовстве, он остановился, но вмешаться в их разговор, парень не мог. Так полагалось, в разговор взрослых, тем более женщин, да ещё на такую тему, он вмешиваться не мог. Считалось непристойным.
