– Жеребец клятый, – сквозь зубы произнесла Зелия. И отвернулась.
Солан краем глаза покосилась на Герику. Та без тени смущения окинула варвара равнодушным взглядом и с тем же выражением лица принялась рассматривать стоящие неподалеку шатры.
Кто-то из северян, порывшись в мешках, бросил вождю мятые кожаные штаны и безрукавку, обшитую мехом. Тот не спеша натянул все это на себя, сунул ноги в разношенные сапоги и, обернувшись, громко спросил:
– А где моя благоверная?
Солан ощутила, как напряглась сидящая рядом подруга. Но северянину уже с хохотом и шутками подносили огромный боевой топор – два полукруглых лезвия на длинной рукояти. Всполохи огня отражались на поверхности хорошо заточенного и отполированного металла, как в зеркале. Чтобы удержать такое оружие в руках, требовалась немалая сила. А уж чтобы размахивать им в бою…
Герика еле слышно вздохнула и задумчиво нахмурила брови.
– Идемте спать. – Старшая из жриц поднялась и направилась было к палатке, но Тайлин остановила ее и шепнула на ухо несколько слов. Зелия озадаченно огляделась.
– Мы не мужчины, чтобы прилюдно мочиться в яму рядом с шатрами, – наконец с неприязнью проговорила она. – Отойдем подальше от лагеря, в степь. И пусть только кто-нибудь попробует увязаться следом!
То, что происходило потом, было похоже на страшный сон. Солан едва не расплакалась от унижения, когда они шли мимо костров, сопровождаемые насмешками и грубыми шутками. Жесткая степная трава колола босые ноги, и царевна молила богов только об одном: как бы в темноте не наткнуться на острый камень.
– Осторожнее! – крикнул им вслед вождь северян, едва сдерживая хохот. – Не наступите на змею! И не садитесь возле логова степного волка: укусит!
Герика, которая тоже шла босиком, но без особой боязни, сжала ладонь подруги и ободряюще улыбнулась. И все равно для Солан каждый шаг был, как будто последний в жизни. Даже сейчас, вспоминая об этом, она содрогнулась.
Обратно царевна возвращалась бегом, и это стало поводом для новой порции шуток.
Когда они забрались в палатку, девушка с облегчением выдохнула. Но, осознав, в какой тесноте придется спать, снова расстроилась.
– Мне нужно расчесать волосы и заплести их на ночь, – тихо проговорила она, вертя в руках деревянный гребень. – Я сама не могу, они слишком длинные.
– Мы здесь для того, чтобы охранять, а не прислуживать, – отрезала Зелия, укладываясь с краю и прижимая к себе Миру, которая тут же положила голову ей на грудь. – Доброй ночи.
Солан молча проглотила обиду. Да, жрица права: подобными вещами должны заниматься служанки, а не воительницы. Интересно, куда подевались сопровождавшие ее женщины? Ушли вместе с паломниками, побоявшись оказаться среди танарийцев? Это понятно: если бы она знала о том, что ее ждет, тоже сбежала бы. Вот только служанки забыли о том, что по возвращении в Кадокию без царевны на их головы обрушится гнев государя Ангуса. И не известно еще, что окажется хуже.
Гребень выскальзывал из пальцев, волосы путались. Солан кое-как расчесала их, заплела в обычную косу и улеглась рядом с Герикой, прислушиваясь к доносившемуся слева шепоту. Потом ей показалось, что она слышит звук поцелуя… Девушка знала, что некоторые женщины могут влюбляться в женщин и даже спать с ними и что среди жриц, посвятивших себя воинской ипостаси Тривии, таких было немало, но каждый раз это удивляло ее. Однажды она спросила у атемис Сефиры, почему так происходит, и Верховная объяснила, что каждый раз бывает по-разному: иногда женщины выбирают себе подобных из-за ненависти к мужчинам, иногда потому, что в любви хотят ласки и считают женщин более чувственными и нежными, а иногда потому, что любопытны и хотят попробовать, как это. Но иногда, очень редко, случается так, что у них просто не остается выбора.
