***
Перед началом следующего урока меня позвал классный руководитель, чтобы узнать причину моего отсутствия в школе. Пришлось соврать, как и родителям – не очень хорошо себя чувствовала, голова кружилась, пришлось уйти. И либо Нине Эдуардовне до сих пор не донесли с кем и на чём я вчера уехала, либо она просто решила тактично промолчать. До поры до времени, разумеется, а точнее – до разговора с родителями. Не думаю всё же, что на мой побег с Яроцким кто-то станет закрывать глаза.
Уже после звонка вернулась на урок химии. Ни Макса, ни Светлаковой в классе не было.
Всю перемену перед третьим уроком Зоя компостировала мне мозги, пытаясь выяснить, что произошло между мной и Вероникой, и едва ли не запищала от восторга, когда я тихонько пробурчала, что не сдержалась и влепила ей пощёчину.
Чувствую себя из-за этого поганей некуда. Не знаю, как так получилось. И не важно, что она сказала, но я обязана была держать себя в руках. Чем я теперь лучше Светлаковой?
– По местам! – командует Наталья Ивановна и тяжело вздыхает, когда Макс и Вероника появляются в дверях класса. – Яроцкий… Как всегда. Без опоздания не можешь. Садитесь, чего встали? И кепку сними! Итак, продолжим!
Не успевает Макс опуститься на своё место, как хватает мою тетрадь, вырывает лист из середины и пишет:
«У тебя сколько сегодня уроков?»
Нет, это уже вообще не смешно.
Сминаю записку в кулаке и продолжаю смотреть в учебник английского.
– Эй? – шепчет, придвинувшись. – Я ведь и унести тебя отсюда могу.
– Что тебе от меня надо? – поворачиваю к Максу голову. – Что? Чего ты добиваешься?
Протягивает руку и кончиком пальца убирает прядь волос с моего лба.
Отворачиваюсь, утыкаясь взглядом в парту.
– Просто прекрати всё это, – шепчу так тихо, чтобы он один услышал.
Вновь тянется к моей тетради. Выхватываю её у него из рук и запихиваю в рюкзак.
Хватит записок. Хватит всего этого. Только разборок с его девушкой мне не хватало. Трусиха ли я после этого? Да, она самая. Не вижу смысла бороться за того, кто так или иначе рядом не останется.
А он просто смотрит. Без злобы, без агрессии, без недопонимания. Обычно.
– Вероника тебе всё рассказала? – решаю коротко и ясно прояснить ситуацию, пока Хромченко под диктовку Натальи Ивановны записывает на доске предложение на английском.
А Яроцкий по-прежнему молчит. Лишь смотрит, ведь это так просто.
– Она… она всё не так понимает, – пытаюсь говорить мягче и делать вид, что меня это ничуть не беспокоит. – Так что… так что всё. Ты понимаешь, о чём я.
«Почему молчишь? Почему смотришь? Ну же… скажи хоть что-нибудь, пока я сама себя снова грызть не начала!»
– Просто прекрати всё это, – бросаю напоследок и отвожу взгляд.
Уже спустя секунду Яроцкий подхватывает с парты шариковую ручку, следом тянет меня за руку, обхватив за запястье, и пока я тщетно пытаюсь освободиться, пишет на тыльной стороне моей ладони два слова:
«Не хочу».
Обводит надпись в ровный кружок, пока я смотрю на него затаив дыхание, и рисует расходящиеся по диаметру лучики.
Бросает ручку на парту, берёт меня за руку, переплетя пальцы, и не сводит глаз с моего застывшего в смешанных чувствах лица.
– После школы у ворот, – улыбается с той нежностью, против которой я так и не нашла оружия для защиты. Я как оголённые провода, когда он ТАК на меня смотрит – вот-вот искры от переизбытка эмоций полетят.
– Хорошо, – сдаюсь, продолжая зарывать себя всё глубже и глубже.
