– Тебе? – холодно улыбаясь, смотрю в бездонные голубые глаза и практически вижу в них своё отражение. Всегда нравились её глаза. – Оскару? Кому ещё?
Приближается ко мне, обвиваясь руками вокруг торса, пробегается ногтями вдоль позвоночника, приподнимает голову и тянется к моим губам:
– Ты выбираешь «птичек», – шепчет, прижимаясь ко мне грудью. – Ты выбираешь кураторов. Ты выбираешь и одобряешь задания. Ты выбираешь следующую жертву… Макс, – проводит языком по моей нижней губе и мой рот приоткрывается, а рука на автомате ложится на её затылок, сжимает волосы в кулаке, и я вижу, как в глазах Вероники вспыхивают огоньки желания.
«Почему бы и нет?» – думаю, обхватывая её второй рукой за талию, и накрываю рот своим.
– Ты всегда так делаешь, – сопротивляться пытается.
– Да, – вновь прижимаюсь к её губам. – Потому что это лучший способ заткнуть тебя.
– Мы не договорили, – больше не звучит уверенно, – подожди… Макс… подожди… Я хочу… я хочу быть куратором Багряновой.
Отлипаю от её губ и усмехаюсь:
– Жаль расстраивать тебя, но это место уже забито.
Не знаю, который по счёту час меряю шагами пятнадцать квадратных метров нашей с Полиной комнаты. Считаю серебряные звёзды на синих обоях, сбиваюсь, начинаю считать заново. Не помню, сколько часов спала этой ночью, да и спала ли вообще. Зато точно помню, что выпила успокоительных на две таблетки больше, чем можно было – подсчёт лекарств за последний год стал той привычкой, которая фиксируется на корочке мозга уже на автомате, вбивается в память.
Не нужно было пить больше необходимого – теперь ещё сильнее спать хочется, но не могу себе этого позволить, когда моя глупая сестра вот-вот проснётся и начнёт собираться в школу; и она начнёт – уверена. А я места себе не нахожу и понятия не имею, как уговорить себя её туда пустить. Как начать разговор, да и стоит ли. Как вообще продолжать жить, делая вид, что всё в порядке вещей и ничего ужасного не случилось.
Останавливаюсь у трюмо, упираюсь ладонями в столешницу заваленную грудой косметики и с минуту-другую, как зомбированная смотрю на своё бледное отражение. На осунувшееся лицо, серые мешки под глазами на несколько тонов темнее цвета радужки, а белки будто кровью налитые, веки тяжёлые, распухшие – совсем забыла, что ревела вчера в три ручья, после того как Полина уснула.
Выдохнуть. Выпрямиться. Пригладить растрёпанные волосы, а лучше собрать в хвост, чтобы не раздражали, и натянуть на лицо максимально спокойное выражение.
Просто?
Вообще нет.
– Лиза? – хриплый шёпот Полины заставляет вздрогнуть. Привстала на локте, смотрит сквозь глаза-щелочки.
Ну вот. Пора вновь становится умной старшей сестрой, а не тряпкой.
– Завесь шторы, глаза болят, – протягивает сипло и с головой уходит под одеяло.
– Утро уже, – говорю лже-беспечно. – Мама придёт через минут тридцать. Отец примерно через час. И ты… ты знаешь, что тебя не должно быть дома, или…
– Или будет куча вопросов, – доносится из-под одеяла. – Паника, клиники, анализы, наркологи, да?
– Какой из тебя наркоман? Не говори ерунды, – пытаюсь усмехнуться, присаживаюсь на край кровати, обводя спальную рассеянным взглядом, ища, за что уцепиться и цепляюсь им за серый, давно полинявший ковёр.
– Нет, наркота – отстой. Но предки точно проверить захотят. А батя ещё просто ради профилактики по башке даст. Мне.
– Полина…
– Ой, не начинай, а? – отбрасывает одеяло в сторону и удивительно быстро вскакивает с кровати.
