– Для чего?!
– Для соития.
– Что?!! – Кармела отскочила. – Я вот щас в самом деле Олега разбужу!
– Разбудишь – дура будешь! – Робик поймал её ладошку. – Ну, набьют мне морду лица. И что с того? Тебе все равно пора женщиной становиться, а со мной лучше, чем с другими. Сама же наверняка прикидываешь, как это грамотно сделать. Ну отдашься какому-нибудь прыщавому недоумку-сверстнику. Ты о сексе, как вижу, ничего, он – еще менее того. Вот и будешь бегать стричь аборты. А то еще нежданную венерическую радость занесет. Или наболтает о тебе по округе, что было и чего не было. С Робиком совсем не то. С Робиком это, во-первых, в кайф. Опять же гарантирована полная тайна вкладов и аптекарская, можно сказать, санитария. Да и вообще – это вовсе вкуса надо не иметь, чтоб на Робика не запасть.
Кармела стояла, ошалелая. Не зная, как реагировать на услышанное. Она уже привыкла, что её всё время пытаются соблазнить. И сама научилась поощрять ухажеров, ловко проходя по грани дозволенного, но при этом сохраняя полную власть над ситуацией. С этим же отморозком всё было иначе. Половой акт, на который другие мужчины намекали иносказательно, сбавляя голос и смущаясь, в устах нахального патлатого выглядел совершенно естественно и даже уморительно.
– А ты, случаем, не дебил? – заподозрила Кармела.
– Да не. Нормальный половой урод, – Робик ничуть не обиделся. Интерес к женщине возник в юном Робике едва ли не с детского сада. В пятилетнем возрасте на Кремлевской ёлке он подбил сверстниц – дочерей ответработников – забраться под лестницу и показать друг другу письки. Их застигли.
– Порочный мальчишка! – кричала одна из мамаш. Робик сладко отмалчивался – порочность казалась ему орденом.
Слово «импотент» Робик услышал раньше, чем узнал, что такое вообще потенция, – в ту ночь он подслушивал под дверью родительской спальни.
В период полового созревания Робика трясло от одного вида женщин. Но поначалу успеху мешала сложившаяся репутация законченного хама. Он мог подойти к однокласснице и, изнывая от желания, предложить «впиндюрить по самое не хочу». Встречное желание, быть может, и присутствовало, но прямолинейность отпугивала. Всё изменилось в пятнадцать лет, когда в отцовском шкафу он обнаружил фолиант «Мужчина и женщина». Проштудировав его, напрочь переменил тактику обольщения. То, что раньше звучало как «загнать дурака под кожу», теперь произносилось томно и завлекательно – «копуляция». Он словно заговорил на неведомом, манящем языке. За партой нашёптывал одноклассницам о невинном легком петтинге. С чувственных вывернутых губ горячей мелодией перетекали в девичьи ушки диковинные, волнующие слова: минет, коитус, дефлорация, – преобразующиеся в затуманенном мозгу в экзотические минуэт, кактусы, фламинго. А от загадочных андроген, перверзии, парафилии на девушек веяло мифами древней Греции.
И – успех пришел.
К тому же флер неотразимого соблазнителя придавала ему репутация. Сын высокопоставленного партийного функционера, ведущий богемный образ жизни, – на такую «фишку» девочки западали безотказно.
– Так что? Вызываю такси? – выдохнул Робик, склонившись к девичьей шейке.
Кармела отстранилась.
В принципе, самоуверенный, многое повидавший, он и впрямь выглядел идеальным партнером для первого сексуального опыта.
Но сердце Кармелы Алонсо давно захватил отчаянный мальчишка, которого не видела с далекого пионерлагеря. Вратарь лагерной футбольной сборной, бросавшийся в ноги нападающим, сигавший с откоса в мелководье и – пунцовевший при всяком её взгляде. Да и сюда, в чужую квартиру, под предлогом ключа, приехала среди ночи в надежде увидеть его. Увидела, называется!
