В это время суток Гефест обычно бывает в кузне, туда я сразу и направилась. Когда я вошла в мастерскую, услышала, что кто-то вскрикнул, и заметила, как вдали метнулась чья-то тень, и клочок чьей-то белой туники мелькнул, исчезая в соседнем помещении, служившем, похоже, кладовкой или комнатой для утех. Похоже, в гостях у кузнеца была юная дама. Представив, что ей сейчас предстоит пережить, я содрогнулась. Но лезть в чужие дела я не имела права, да, признаться, и не хотела. Заметила лишь, что Гефест перед моим приходом, судя по приподнятой ниже пояса тунике, занимался не кузнечным делом, и я, вероятно, помешала ему. Не желая еще сильнее отрывать его от приятного занятия, тем самым вызывая раздражение и наживая себе опасного недруга, я извинилась за беспокойство и сказала, что приду в другой раз. Но он заметил в моей руке сандалии и сам догадался, в чем дело.
– Трут? – спросил он.
– Ага, – призналась я.
Он принял из моих рук сандалии и, присев на корточки, обхватил мою ножку, приподнял, погладил и предложил бальзам для заживления ран. Я поблагодарила, сказав, что бальзам у меня имеется. Гефест обещал к завтрашнему дню подогнать таларии по ноге.
– А мерки ты снимать не будешь? – поинтересовалась я у горе-сапожника, который и в прошлый раз не удосужился измерить мою стопу, в результате сделав не летающие, а какие-то пыточные сандалии.
– Так я же посмотрел на твою ножку, – ответил мне он.
Спорить я не стала, хотя процесс визуального снятия мерок и вызывал у меня недоверие.
Пообещав зайти за талариями на следующий день, я попрощалась с Гефестом и пошла к себе – лечить мозоли.
На террасе меня ждал Гермес. Он продолжал приносить мне ужины и обеды, хотя, теоретически, теперь, имея свои таларии, я могла перекусывать в таверне на земле (жалованье мне выплачивали регулярно, дважды в месяц).
Я поблагодарила его и попросила подождать 5 минут, пока я смажу бальзамом мозоли. Он посмотрел на мои ступни с сочувствием и заметил:
– Сходи к Гефесту, пусть переделает таларии. Или, хочешь, я сам его попрошу.
– Я как раз от него, завтра сделает.
Спустя 5 минут я присоединилась к Гермесу на террасе и предложила ему разделить со мной трапезу, но он, как обычно, решил ограничиться фруктами и вином.
Когда я прикончила обед и тоже приступила к вину и фруктам, он сказал, что задержался потому, что хотел поговорить. Впрочем, я и сама об этом догадалась.
– По работе? – поинтересовалась я на всякий случай, хотя подозревала, что повод неформальный.
– Нет, о личном, – он не стал юлить и делать долгое вступление. – Я заметил, что в последнее время ты грустная и даже какая-то нервная. Что тебя гложет?
– Да нет, показалась, все в порядке, – ответила я. Не могла же я признаться, что меня терзает неимоверное притяжение к нему и невозможность реализовать свое желание стать его любовницей. И что меня грызет совесть за то, что я неверна Максу, пусть и не физически, а лишь в воображении.
– Мне кажется, тебе не хватает секса. Это естественная потребность в твоем возрасте. Сексуальное воздержание не приводит ни к чему хорошему.
Кто позволил ему лезть мне в душу и затрагивать интимные темы? Я вспыхнула. Если б он был обычным человеком, влепила бы ему пощечину. Но он был богом, к тому же моим шефом, поэтому я сдержалась и ограничилась лишь просьбой не лезть мне в душу и не учить жить. Но он меня не послушал.
