Шалтай-Болтай в Окленде - страница 23



– Откуда ты знаешь?

– Он приезжал с год назад. Уже несколько лет он приезжает ко мне чинить свою машину. Привез коробку неприличных пластинок: хотел, чтобы я их продавал.

Эл рассмеялся.

– Не пудри мозги.

– Я… – старик в одно мгновение выкатился из-под машины; лежа на спине, он смотрел на Эла. – Я какое-то время держал у себя эту коробку, но без толку. Там было несколько проспектов. – Он с трудом поднялся на ноги. – Кажется, парочка у меня завалялась. Что-то вроде проспектов с непристойными анекдотами, рекламирующих эти пластинки.

– Хотел бы я взглянуть на них, – сказал Эл. Он последовал за стариком в его офис и стоял, пока Фергессон рылся в переполненных ящиках письменного стола. Наконец он нашел то, что искал, в конверте.

– Вот. – Он передал конверт Элу.

Открыв конверт, Эл обнаружил несколько маленьких глянцевых проспектов, такого размера, чтобы их удобно было положить небольшой стопкой на прилавок. Спереди, под изображением голой девицы, значились слова «ПЕРЕЧЕНЬ ВЕСЕЛЫХ ПЛАСТИНОК ДЛЯ ЛЕТНИХ ПИРУШЕК (ТОЛЬКО ДЛЯ МУЖЧИН)», а затем, внутри, шел список названий. В самих названиях ничего непристойного не было.

– Это что, песни? – спросил он. – Вроде Рут Уоллис[7]?

– В основном монологи, – сказал старик. – Один я прослушал. Там говорилось о Еве, переходящей через лед; ну, знаешь, из «Хижины дяди Тома».

– И он был непристойным?

– Совершенно непристойным, – сказал старик. – До последнего слова; никогда не слыхал ничего подобного. Его читал какой-то парень. Харман говорил, что это какой-то выдающийся комик, который много пишет – или писал: кажется, он говорил, что тот парень умер, – для всех главных журналов. Какой-то по-настоящему знаменитый парень. Ты бы узнал его имя. Боб такой-то[8].

– Ты не помнишь?

– Нет, – сказал Фергессон.

– Чтоб мне провалиться, – сказал Эл. – Никогда раньше не видел типа, который делал бы грязные пластинки. Это же незаконно, да? Такие пластинки?

– Конечно, – сказал старик. – Он делает и много чего другого. Но это все, что я видел, только это, и все. По-моему, он выпускает джаз и даже кое-что из классики. Широкий ассортимент. Несколько линий.

Перевернув проспект, Эл увидел, что там нет адреса. Не указан производитель.

– А я-то подумал, что он банкир, – сказал он. – Или адвокат, или какой-нибудь бизнесмен.

– Он и есть бизнесмен.

Так оно и было. Эл кивнул.

– Загребает кучу денег, – сказал старик. – Ты же видел его машину.

– У многих, кто ездит на «Кадиллаках», – сказал Эл, – на самом деле в кармане ни гроша.

– Тебе бы взглянуть на его дом. Я видел: я как-то раз его провожал. Дом у него в Пьемонте[9]. Практически дворец. Повсюду вокруг – деревья и живые изгороди. И кованые железные ворота. С торца дом увит плющом. А жена выглядит по-настоящему классно. У него, по крайней мере, еще одна машина имеется. Спортивный «Мерседес-Бенц».

– Может, дом не оплачен, – предположил Эл. – Может, у него на дом нет почти никаких прав. Но вот одеваться он умеет, это я признаю.

– И все же он бывал здесь, – сказал старик, – стоял и говорил со мной, и ничуть не задавался; не боялся за свой прекрасный костюм и зашел внутрь.

– У некоторых парней это получается, – сказал Эл. – У настоящих джентльменов. Тактичность. Это свойство настоящего аристократа. – Однако, подумал он, такого рода профессию он никогда бы не связал с принадлежностью к аристократии. – Надеюсь, мы говорим об одном и том же парне, – сказал он.