Это был сигнал к тому, что ему пора идти - в горницу, где Пантелей постелил мужикам на полу около окна. Сам хозяин храпел в закутке около кухни - в чем-то вроде гардеробной, где должна храниться зимняя одежда всей семьи. Да какая вся - зипун да телогрейка, вот, что там было. В самый раз постелить, чтоб бока на полу не отлежать. А Варвару устроили с комфортом - в хозяйской опочивальне.
Осторожно переступая по скрипучим половицам, Иван вернулся в горницу и растянулся на спальнике. За окнами начинали робко чирикать первые ранние пташки, над головой цокали ходики и кисло пахла стоящая за шкафом бражка… Марианна права, нужно хоть немного поспать. Он не видел, как в темноте из-за ситцевой шторки за ним следили сверкающие от ревности глаза.
***
Значит, она не ошиблась - у них с этой богатой сучкой роман… Варвара закусила губу и прижалась лбом к дверному косяку.
Как же все они падки на внешний блеск и мишуру. Увидят куклу с красивой фигурой и мордочкой, накрашенной дорогой косметикой, и тут же делают охотничью стойку. И ладно бы все было, как всегда - Варя знала, что Троицкий не монах и не евнух, но к его скоротечным связям привыкла относиться как к чему-то мимолетному и временному. Не та баба, так эта - какая разница, если они для него всего лишь эпизоды. В подсознании у неё продолжала оставаться надежда, что когда-нибудь он наконец поймет, что не яркие перышки и ужимки главное. Куда важнее, когда тебя чувствуют, понимают, и готовы ради тебя на все. Она верила, что настанет момент, и Иван увидит её истинную, не такую, какой она и сама себя ненавидит - бесцветные маленькие глазки под бесцветной челкой, слишком густые брови, широкие скулы. Под всем этим она - иная.
Когда-то Варвара пыталась изменить цвет волос, выщипать брови и подкрасить ресницы. Говорили, что так ей лучше. Но она-то видела - фальшивка. А тогда зачем стараться? Либо её полюбят такую, какая есть, либо… Единственная подруга Светка за подобные декларации называла её дурой, говорила, что для мужиков внешность важнее, чем все её внутренние красоты. Ведь и сама Варвара влюбилась отнюдь не в страшилище - Троицкий мужик видный, можно даже было бы сказать, красивый, если бы не бородища. Бородатых Светка не признавала. А Варе в Иване важна была не внешность. Или она все же врала себе?
Она иногда размышляла - вот будь Ваня ушастым лысым толстячком, относилась бы она к нему так же? И ни разу по-настоящему честного ответа на этот вопрос дать не рискнула. Потому что Троицкий был для неё слишком многомерен - мягкий прищур глаз, низкий голос с почти незаметными запинками и растягиванием «а», сильные руки с коротко остриженными ногтями, небрежность в одежде и привычка при взгляде в упор отводить глаза. А ещё умение принимать решения и брать за них ответственность на себя, ум, работоспособность, умение иронизировать над собой… Много чего.
Так почему же он не хочет воспринимать её так же?!
Не хочет, не может…Или видит то, что его отталкивает?
Это было так больно, что хотелось биться лбом о крашенное дерево.
Но вместо этого Варвара вернулась в кровать, легла и долго смотрела на медленно лиловеющее за окном небо.
Иван на эту пустую высокомерную девицу глядит совсем не так, как на тех своих… Уж она-то знала и видела. И эта мысль не давала ей покоя.
***
Мари сидела и смотрела на медленно лиловеющее за окном небо. Ночь уходила, растворялась в наступающем рассвете. Хорошо бы сейчас проснуться и узнать, что ничего не было - ни кладбища, ни пугающих рассказов Ивана. А ещё лучше - проснуться бы в тот момент, когда доктор Винниченко только поднял на неё глаза от бумажки с результатами гистологии и ничего ещё не успел сказать - ни слова. Или в Риме. Пусть бы ей приснились и площадь Барберини, и лазоревое небо, медленно кружащееся над головой. Такое прекрасное и такое пугающее. Да, лучше всего было бы проснуться именно на этом и не знать всего остального.
