– Это была моя каша на ужин, а тебя я покормил раньше. Мне пришлось лечь спать голодным!
– Так и скажи, что липкой гадости пожалел для друга! – не слушал пёс. – А вот ещё: «Пилат, ничего ты не пронимаешь в искусстве!» Ты в костях и мясе ничего не понимаешь, я тебя хоть раз упрекнул за это? А день рождения? Ты помнишь мой день рождения? Что ты мне подарил? Ошейник!
– Но я всегда считал, что это нравится собакам, ошейник – знак отличия пса, имеющего хозяина от дворняги! – только успевал оправдываться Ирвин.
– Знак отличия! Ты сам его поноси, посмотрим, как понравится! А вот ещё, помнишь, как…
– Сроут! – воскликнул юноша. – Как сделать, чтобы он снова замолчал?!
Сроут покачал головой:
– Никак, процесс необратим.
– Я и не знал, что он такой сварливый! Казался таким милым псом! Какая неприятная неожиданность…
– Может, когда он выговорится, то снова станет милым.
– Если ты сейчас же не дашь мне ещё сыра, я никогда не выговорюсь и никогда не стану милым! – пригрозил пёс.
– Он абсолютно ужасен, – грустно произнес Ирвин, развязывая мешок и вынимая кусок сыра.
– Не всё так плохо, – заверил сроут, – пока ему в новинку этот дар, немного попривыкнет и успокоится.
Юноша лишь развел руками, глядя, как с довольной мордой Пилат жует сыр. Когда пёс наелся, Ирвин предложил идти дальше.
– Рано или поздно куда-то выйдем, встретим людей, спросим.
– Согласен. – Сроут перебросил через плечо матерчатую лямку своей сумочки.
– Хочешь, я твои вещички понесу? – Пилат облизнулся, преданно заглянул в голубые глаза и завилял хвостом.
– Ещё и предатель, – вздохнул Ирвин.
– Нет, я не такой, – возразил пёс. – Знаешь, что тебя я люблю и ни на кого не променяю, будь этот кто-то хоть трижды розовым. Просто хотел отблагодарить за полезное колдовство, обычная вежливость, ничего больше.
– И впрямь ужасный пёс, – сказал сроут. – Сумка не тяжёлая, сам могу понести.
– Хорошо, идёмте, – Ирвин поднял из травы свой мешок. – Сроут, ты на двух лапах ходишь?
– У меня ноги, а не лапы и лицо, а не морда, и не зверушка я вовсе!
– Прости, не знаю, как вырвалось, не хотел тебя обидеть, – искренне огорчился юноша.
– Ладно, я не обидчивый, – махнул рукой сроут. – Но я злопамятный, учти!
– Кажется, не только ты один тут злопамятный, – Ирвин усмехнулся, приглаживая взлохмаченную шерсть на собачей голове. – В путь, друзья.
И они скрылись в тени, углубляясь в лесную чащу.
Глава четвертая. Сроуту придумывают имя
Вечерело. Сроут вместе со своими вещичками ехал на спине Пилата и дремал.
– Давайте устраиваться на ночлег. – От усталости Ирвин не чувствовал ног.
– Я уж думал, ты никогда этого не скажешь! – сердито буркнул пёс. – Сроут, слезай!
– А? Что? – Спросонок он недоумённо захлопал длинными ресницами.
– Слезай, говорю, приехали!
Кряхтя, сроут слез в траву.
– Ох, как у меня всё болит. Будто меня волочили по камням.
– Смотрите, он ещё и жалуется! – возмутился пёс. – Ехал со всеми удобствами, а я тут надрывался, как лошадь ездовая!
– Ладно, не ворчи, ценю твои усилия.
– Благодарствую!
Для ночлега выбрали небольшую лужайку, окружённую пышным цветущим кустарником.
– Давайте костер разведем, становится прохладно. – Сроут то и дело потягивался, разминаясь после долгой езды на собачьей спине.
– Рады бы, да нечем. – Пилат оттаскивал в сторону упавшие ветки, расчищая поляну.
– В путешествие отправились, а костра развести не могут, – покачал головой сроут. – Давай, Пилат, стаскивай ветки в одну кучу.
