– Ищи, где хочешь, – кивнул Оташ. – Можешь говорить, что действуешь от моего имени.
Шоно вернулся в покои Юргена, визирь всё ещё спал. Оташ сел рядом с ним, закрыл глаза и зашептал:
– Тенгри, ради зелёной травы, что растёт на чёрной земле, ради сильных ветров, ради белых берёз, ради наших коней, пусть не постигнет его беда. Прими всё, Умай, забери всё. Тфа, тфа. Тфа, тфа.
Он замолчал, и в этот момент в покои зашёл Байбул.
– Ты смеешь приходить сюда именно сейчас? – поднял на него глаза Оташ.
– Великий шоно, ты ведь не думаешь, что я мог это сделать?
– Надеюсь, что это не ты.
– Это не я. Я верой и правдой служу тебе уже столько лет. Я никогда бы не поднял руку на твоего брата.
– Зачем ты пришёл?
– Ты отменишь поединок?
– Почему я должен его отменить?
– Юргену плохо.
– До полудня ещё много времени, он успеет придти в себя.
– Что ж, я понимаю, – вздохнул Байбул и молча ушёл.
Юрген проснулся уже вечером.
– Ну, привет, – проговорил сидевший рядом Оташ.
– Долго я провалялся? – спросил Шу.
– Несколько часов.
– Да? У меня такое чувство, что несколько суток, – Юрген попытался сесть, но у него закружилась голова и зашумело в ушах.
– Лежи пока. Набегаешься ещё.
– Ты нашёл этого слугу?
– Пока нет. Альфред поднял на уши весь дворец, но никаких следов яда не обнаружил. Он подозревал мать Улмеса, но она клянётся, что её вины здесь нет. Однако Хамзу она знает. Более того, именно по её рекомендации он и получил работу во дворце. Альфред считает, что Хамза таким образом решил помочь своей благодетельнице и спасти её сына.
– Какой дрянью меня отравили? – спросил Шу.
– Лекарь говорит, что беленой, – ответил Оташ. – Ты помнишь, что ты нёс, когда тебе поплохело?
– Нет. А что я нёс?
– Что меня двое и что у меня хвост.
– Хвост? – Юрген рассмеялся.
– Это сейчас смешно, а тогда вот ни капли не было.
– Ладно, а что там с поединком? Всё в силе?
– Байбул думал, что я его отменю, раз с тобой такое приключилось. Но я не отменил.
– Да и не надо отменять. Я ещё полежу и завтра буду уже как огурец.
– Зелёный и в пупырышках? – усмехнулся Оташ.
– Надеюсь, что нет.
Утром следующего дня Юрген всё ещё чувствовал некоторую слабость, но говорить об этом никому не стал. Он понимал, что даже если сейчас снова свалится без сознания, поединок это не отменит, а всего лишь отложит. Оттягивать неизбежное было бессмысленно. В назначенный час Юрген вместе с Оташем вышли во внутренний двор, где уже собрались желающие поглазеть на поединок между визирем и сыном казначея. Байбул и Улмес также были на месте. Право провести поединок шоно передал Нарану.
– Перед тем как мы начнём, я должен задать два вопроса, – проговорил тот. – Первый. Вы по-прежнему настаиваете, чтобы поединок был до смерти?
– Да! – громко ответил Улмес. Юрген только пожал плечами.
– Тогда второй вопрос, – продолжал Наран. – Может быть, есть желающий выступить вместо одного из участников поединка?
– Есть! – послышался мужской голос.
– Выйди сюда! – попросил Наран.
Из-за спин собравшихся зевак вышел мужчина в плаще с капюшоном, надвинутом на лицо.
– За кого же ты хочешь выступить?
– За Улмеса.
– Нет! – воскликнул сын казначея.
– Соглашайся, глупец! – проговорил Байбул. – Твоя честь не пострадает. Это по правилам. Подумай о матери.
– Я буду выступать за Улмеса, – сказал мужчина в капюшоне.
– Улмес согласен с этим? – спросил Наран.
Сын казначея молчал.
– Так согласен или нет?
