Мужчина не сразу осознал, что перестал дышать. В какой-то момент сердце будто споткнулось и не решилось забиться, а воздух, который он пытался отчаянно глотнуть, застрял колючим комком где-то в горле. На жалкие доли секунды Сергей вообще перестал ощущать, что жив, – тело будто отрезало от сознания, и он остался лишь обнажённым сгустком ужаса, затерянным во мраке.
Громко и надрывно искажённое жужжание зазвучало вновь, словно кто-то завёл гигантскую мясорубку, перемалывающую время и пространство в густую липкую субстанцию страха. Фигура у входа оживилась, качнувшись навстречу. Сергей хотел отшатнуться, но организм не повиновался: ноги стояли, как вмурованные в бетон, а мысли истекали паникой, не умея сложиться в разумный план.
«Беги!» – кричало чувство самосохранения, но крик оставался немым.
Пытаясь хоть что-то сделать, Сергей рванулся, однако мокрый пол сыграл злую шутку – подошва предательски поехала, и он рухнул на колено. Казалось, коленная чашечка хрустнула, выплеснув огненную боль по всем нервным клеткам. Красные вспышки рванули перед глазами, забивая остатки ясности. Он зашипел сквозь зубы, проклиная себя за неуклюжесть, а в голове свербело: «Это не происходит, этого не бывает, не может…»
Но всё происходило в действительности. Молния снаружи клинком расчертила тьму, подсветив жуткий силуэт – неясный, состоящий из чёрных извивающихся граней. На миг в его блеске отразились удлинённые выросты, похожие на лапки насекомых. Сергей почувствовал тошнотворный укол в желудке, гул стал совсем невыносимым, будто кто-то зудел миллионом чужих голосов прямо у барабанных перепонок.
В воспоминаниях пронеслись призраки прошлого: мать, отчитывающая его со слезами на глазах; товарищ, пьяно кричавший, что Сергей вечно «не успевает»; панихида по отцу, давящая серостью и виной, от которой он до сих пор не смог избавиться. Все эти образы прыгали, сменяя один другого, как покадровые кошмары, и каждый был больнее предыдущего. Боль сдавливала виски, вгрызалась в череп, словно тысячи мелких жвал, разрывающих не плоть, а душу.
– Нет! – выдавил он, давясь собственным хрипом. Тело сопротивлялось панике, а мозг стонал от перегрузки, будто в серое вещество ввели раскалённые иглы.
Он даже не обратил внимание, как фонарь в руке мигнул и погас – всё вокруг тоже словно выключилось. Осталась лишь плотная, давящая темнота. И в этой темноте – гулкий шелест, похожий на хоровой стон, безжалостный и бесконечный. И вдруг – резкий, сильнейший пинок куда-то в район грудной клетки. Воздух вырвался из лёгких с сипом. Сергей осознал, что его подбросило над полом и швырнуло к стене, как тряпичную куклу.
Удар словно всколыхнул полмира вокруг. Перед глазами возникли кроваво-огненные круги, уши заложило, а затылок немилосердно приложило к металлу. Казалось, ещё чуть-чуть, и череп расколется. Мир вокруг сначала ускорился, а потом замедлился, как в липком сне. Он почувствовал, что в уголках рта появляется солоноватый привкус крови: то ли прикусил язык, то ли разорвал губу при падении.
Рука в отчаянии дёрнулась: в ней всё ещё был зажат нож. Он сделал слабую попытку взмахнуть, пусть вслепую, лишь бы что-то задеть. Но лезвие разрезало пустоту. Не было плоти, которую можно было рассечь. Противник оставался в темноте, лишь навязывая Сергею новый вихрь ужасных воспоминаний: позор на выпускном, едкую ссору с женой, момент, когда он чуть не сорвался с обрыва в двенадцать лет… Все его страхи, все потери, все уязвимости спрессовались и прорвались наружу.
