Шепоты дикого леса - страница 7



Вой, полный гнева и страха, понесся к солнцу, показавшемуся на горизонте. Никогда больше мелочь вроде связанного крючком оберега не сможет ее утешить. Сара упала на колени у подножия белой акации, потрясенная собственным криком. Пройдет немало времени, прежде чем она снова сможет издать хоть звук.

* * *

Урна с прахом стояла там, где я ее оставила. Ваза из нержавеющей стали не опрокинулась, пока я спала, и останки Сары не рассыпались по полу вместе с ее жуткими воспоминаниями. Скорбный пепел не проник в мои обычно безликие кошмары и не наполнил их ужасающе отчетливыми образами. Результатом автомобильной аварии, отнявшей жизнь моей лучшей подруги, стало легкое сотрясение мозга… и прах Сары.

Прошел месяц с тех пор, как я забрала ее останки.

Никто другой на них не претендовал.

Эта ответственность, проникнутая каким-то опустошающим холодом, днем превращала меня в блеклое подобие самой себя, а по ночам отравляла мою голову пугающими мыслями.

Ведь это мне Сара Росс доверилась после того, как убили ее мать, а я не справилась с задачей. Не уберегла названую сестру. Ее не стало. Как и всего, что я пыталась сохранить за свои двадцать три года… Кроме воспоминаний Сары.

В день нашего знакомства я взяла ее за руку, и в череде ночных разговоров по душам она шепотом пересказала мне, что случилось тем утром, когда она нашла свою мать мертвой.

Такая хрупкая.

На фоне миниатюрной фигурки Сары я казалась неуклюжей верзилой. Нас определили в одну и ту же приемную семью, и комната у нас была общей. Небольшой рост новой знакомой лишь на несколько секунд обманул меня. Я догадалась верно – она оказалась старше. На целый год. Но возраст не помешал мне понять, что ей нужна защита. На это намекали синяки под глазами и нездоровая бледность, пришедшая на смену выцветающему загару. Губы у нее были обветренные, в трещинах. В первый вечер она проплакала несколько часов, и во рту у нее пересохло от соленой печали.

Я принесла стакан воды и присела на краешек ее кровати. Она сделала несколько глотков, чтобы промочить горло, а потом начала говорить. Я взяла ее за руку и не отпустила бы даже при угрозе собственной жизни.

Только когда подруга умерла, я поняла, что запомнила каждое ее слово.

После несчастного случая, виновник которого так и не был найден, мне каждую ночь приходил кошмар, навеянный ее хриплым шепотом. От него я всегда подскакивала на кровати в один и тот же момент, а затем вставала и блуждала в поисках покоя. А находила урну. Это не приносило облегчения.

Под резким светом люстры поверхность урны блестела, словно зеркальная. Она искажала мое отражение. Увидев странное, нечеткое и будто бы незнакомое женское лицо, я отступала назад и закрывала дверь.

Вторая спальня нашей квартиры в Ричмонде, оплачивать которую мне скоро будет не по карману, превратилась в склеп.

По пути в ванную за обезболивающим я проверила телефон. Никаких уведомлений. Ничего, напоминающего о Саре, в нем не осталось. Никаких писем или сообщений. Я удалила их все, а новых никогда больше не появится. Почему я их не сохранила? Потому что свидетельства того, что какое-то время, очень недолго, мы жили нормальной жизнью, были для меня невыносимы.

И на сердце у меня было так же пусто, как на экране телефона.

Я оставила его на тумбочке в коридоре и сосредоточилась на пульсирующей боли в висках и других частях своего пострадавшего в аварии тела. Пришло время для очередной дозы лекарства. Вероятно, к моим чересчур ярким сновидениям крошечные белые таблетки тоже имели отношение, но без них я заснуть не могла, а ночь прошла только наполовину.