Шесть дней в сентябре - страница 4



– Профессионал?

– Возможно.

– Выйдем, – вздохнул Олег, – не будем топтать.

Ольга и Володин с готовностью приняли это предложение: на улице было намного приятней, чем в залитом кровью помещении.

– А почему твои ребята решили, что в одиннадцать, при обходе, здесь все было в порядке?

– Они встретили продавщицу из этого ларька, а тип этот из двери выглядывал, когда она выходила.

– Продавщица? – заинтересовался Олег. – У тебя есть ее адрес?

– Теоретически должен быть в отделе кадров. Но на практике… – Володин развел руками. – Ларечники эти столь часто девчонок меняют, что при всем желании за ними не уследишь. А то еще моду взяли в долговое рабство их заполонять.

– Как это? – заинтересовалась Ольга.

– Принимают на работу новенькую и после первой недели работы при пересменке вешают на нее недостачу, рублей в тысячу. Это нетрудно. Ключи от контейнера у хозяина свои, подъехал после работы и увез немного товара. Недельная зарплата у девчонок рублей триста. Из нее начинают вычитать убытки. Добрый хозяин ограничивается вычитанием пятидесяти процентов от зарплаты, а некоторые вообще заставляют работать бесплатно. Как правило, возместив долг, продавщица рада-радешенька унести ноги с такой работы. Только некоторые непонятливые задерживаются еще на неделю, но не больше. А хозяин спокойно берет на работу следующую, после чего история повторяется. Текучесть такая, что все адреса десятки раз устарели.

– Кошмар какой-то, – поежилась Ольга. – А куда смотрит профсоюз?

– Какой профсоюз, Оля, вы что?! У них трудовых нет, медсправки липовые. Работают неделями по двенадцать часов, без перерыва на обед. Прибавьте время на дорогу домой – многие иногородние. Летом еще так себе, а зимой ужас: ларьки не отапливаются, женщины болеют, больничные не оплачиваются, а если пропустишь несколько дней, на твое место возьмут другую. Да еще покупатели по советской привычке волком смотрят, как на буржуев обожравшихся. Дикий капитализм… – Володин всмотрелся в темноту и вдруг захохотал. – Смотрите, кто к нам идет! Уж не криминалист ли?

– Точно криминалист, – грустно сказал Олег. Он обреченно поздоровался с подошедшим. – Здрасте, Валерий Яковлевич.

Валерия Яковлевича Анисина легко можно было узнать и в темноте по характерному силуэту. Коротенькие ножки плавно перетекали в необъятный живот, увенчанный сходящимся к плечам торсом, над которым высился треугольный череп. В общем, вся его фигура являла собой удивительную симметрию, если смотреть от центра живота, и очень напоминала конус. Геометрическая завершенность становилась идеальной, когда Валерий Яковлевич надевал на голову спортивную шапочку с легкомысленным помпончиком.

В отделе Валерия Яковлевича все любили, и никто не хотел с ним работать. Любили за отзывчивость, за природную доброту, которую не мог скрыть даже милицейский мундир и которая располагала к себе всех, вплоть до зеков в камере предварительного задержания. Но бичом Валерия Яковлевича была фантастическая необязательность. Он путал все, включая собственные сигареты с пачкой сослуживца. Он обязательно забывал о том, что обещал накануне. Назначая с ним встречу, можно было быть уверенным, что он не придет к назначенному времени. Если придет вообще.

Ему прощали проявившуюся с годами страсть к зеленому змию – не так чтоб очень, но… И все же, в конце концов, когда он перепутал образцы грунта, взятого с места преступления, отчего развалилось безпроигрышное дело, Сытин не выдержал и заставил Валерия Яковлевича написать рапорт на увольнение, благо пенсию себе Анисин давно выслужил. Пока рапорт блуждал в бюрократических дебрях вышестоящих инстанций, Валерий Яковлевич прекратил ходить на службу, формально оставаясь сотрудником отдела.