Шесть лет во власти - страница 20

Рано утром 19 августа 1991 года мы с женой Зайгой и детьми ехали в Ригу и еще ничего не знали о событиях в мире. Я проводил конец недели в деревенском доме, наслаждаясь покоем и тишиной. Отправился на работу около половины девятого, на улицах ничего особенного не заметил. Когда я пришел, шло заседание Совета министров; мне сказали, что в Москве в прошедшую ночь произошел путч. Я бросился в зал заседаний. Когда я заходил внутрь, кто-то из секретарей И. Годманиса подал мне телеграмму, в которой говорилось, что сегодня, 19 августа, в Москве состоится заседание Валютного комитета, которое проведет В. Павлов, уже ставший известным путчистом. Зашел к министрам. Шло обсуждение создавшейся ситуации, в обсуждении принимали участие не только министры, присутствовали, например, лидер НФ Ромуальд Ражукс и другие. Прежде всего стало ясно, что ни о каких баррикадах на этот раз не может быть и речи: армия была уже в боевой готовности, любое сопротивление на улицах могло привести только к кровопролитию, скорее всего, нужно было готовиться к подполью или к чему-то в этом роде.

Я сказал, что получил телеграмму из Москвы с приглашением на заседание Валютного комитета. Телеграмма была послана из Москвы еще в пятницу, а путч произошел в ночь с воскресенья на понедельник. В работе Валютного комитета принимали участие представители от всех тогдашних советских республик, там обсуждались общие валютные дела. Я был официальным представителем от Латвии. Я позвонил в Москву и спросил, состоится ли это заседание? Мне ответили, что, конечно, будет. Тогда я сказал И. Годманису, что, может быть, мне стоит поехать в Москву и там на месте все выяснить, что же на самом деле происходит. И. Годманис согласился.

Я заказал билеты, позвонил Зайге предупредить, что отправляюсь в Москву, попросил ее сразу же ехать назад в деревню и сидеть там вместе с детьми, пока все не определится в Риге. Должен признаться, что мною овладело истинное беспокойство перед поездкой в Москву: что там, как здесь, вернусь ли я обратно, а главное тревожила душу неопределенность, неизвестность по сути происходящего вокруг. Самолет выглядел пустоватым, там сидел с очень важным выражением лица один из депутатов Верховного Совета, интерфронтовец. У меня была договоренность с Янисом Петерсом, что он встретит меня в аэропорту. Ехали по московским улицам, они были пусты, по всем обочинам рычали бронетранспортеры, перемещались разные вооруженные группы людей – то ли милиция, то ли армия, то ли еще кто-то. С нами ничего не случилось благодаря водителю, который знал все московские проходные дворы, нас даже ни разу не остановили.

Когда я так удачно добрался до здания Совета министров СССР, где проходили заседания Валютного комитета, оказалось, что я был единственным, кто явился из республик Прибалтики. Но зато в полном составе прибыли представители из Средней Азии. Интересно, что среднеазиатские республики, как правило, представляли премьеры, а мы, балтийцы, чтобы продемонстрировать свое отношение к СССР, делегировали в этот комитет представителей на уровне директора департамента. Замечу, что четко уже ощущалась нервозность. Я подошел к министру внешней торговли СССР А. Катушеву и спросил у него, чего же можно сейчас ожидать. Ничего существенного он мне не сказал. Впрочем, заседание катилось по привычным рельсам, если не считать того, что многие представители Средней Азии вдруг заявили, что они пересмотрели вопрос о пропорциональном разделении внешнего долга СССР. Я же в свою очередь заметил, что Латвия своей позиции не изменит, мы выходим из СССР и все. Те пошумели-пошумели, но ничего особенного не произошло, на том это совещание и окончилось. Я направился обратно в аэропорт, опять через дворы, объезжая посты и ломая голову и беспокоясь: будет самолет или нет, попаду я в Ригу или нет. Прилетел, кажется, что-то около 12 часов ночи, прямо поехал к И. Годманису. Вошел в приемную и сказал, что я только что из Москвы. И. Годманис тут же пригласил меня зайти. Помню точно его слова: «Ну, Марис, мы какое-то время поработали, теперь все, надо ждать ареста». Еще он сказал, что никуда не уйдет, останется до последнего, пусть приходят и забирают. Тут вошел в кабинет Эйнар Репше, уже не помню точно, о чем мы начали говорить, только сразу же разговор перешел на Москву. Эйнар расспрашивал, как у меня шли дела в Москве, я рассказал и тогда же сказал И. Годманису, что, мне кажется: путч этот долго не продлится, что через какое-то время опять все будет в порядке, и мы сможем продолжать работу, как задумали. Я знал достаточно о многих валютных проблемах СССР, имел представление об экономической слабости великой державы. Мне казалось, что начнется экономическая блокада западных стран в связи с путчем. ГКЧП сможет продержаться три-четыре месяца, вряд ли больше. Обо всем этом я рассказал И. Годманису, но с его стороны на все сказанное мною не было проявлено особого энтузиазма.