Принц Джаспер наверняка будет его искать. И меня. Я вспомнила его яростный взгляд перед тем, как сбежала прошлой ночью, и меня пробрала дрожь. Не похож он на человека, который легко сдаётся. Но я не могу предать меч, пока он такой… живой и таскается за мной, словно резвый щенок. И не сказать, что у меня много знакомых экспертов в области чар, которые бы научили, как его выключить.
В итоге у меня не осталось иного выбора, кроме как взять меч с собой; я спрятала его под пальто как в ножны, мои густые рыжие кудри как раз прикрыли рукоять, упирающуюся мне в шею. До сих пор он не причинил мне зла, но само его присутствие за спиной выводит из себя.
Обворовывать прохожих – целое искусство, которому я выучилась, когда впервые оказалась за пределами сиротского приюта. Тогда я ещё надеялась, что, может быть, кто-нибудь меня полюбит и найдутся люди, которые захотят взять меня к себе и ничего не попросят взамен.
Поначалу я думала, что это такая игра – когда мистер Гаддинг учил меня вытаскивать бумажник из его жилета так, чтобы он не заметил, а миссис Гаддинг угощала конфетками, если мне удавалось незаметно подкрасться к ней и расстегнуть браслет у неё на запястье. За каждый принесённый кошелёк, за каждую ленту, вытащенную из причёски какой-нибудь богатой девочки, меня награждали улыбкой. Я так жаждала, чтобы меня снова полюбили, что ни о чём больше не задумывалась.
Пока не совершила ошибку. Я нашла идеальную жертву – женщину, слишком измученную уходом за своим плачущим ребёнком, чтобы заметить, как я подсела к ней. Тяжёлая сумка была у меня в руках, и я уже отошла шагов на двадцать, как женщина заметила пропажу и стала причитать, что теперь у неё нет денег и она не сможет купить лекарство для своего больного ребёнка. Я подбежала к ней, протянула сумку и сказала, что, наверное, она просто упала. Она хотела поблагодарить меня, но я убежала – прямо к мистеру Гаддингу. Который всё видел.
Тогда я узнала, что улыбки Гаддингов никакого отношения ко мне не имеют. Им нужно было только набить свой карман, а я была всего лишь инструментом. Если я не выполняла свою работу – если хоть на секунду поддавалась доброте и состраданию, – прекрасно, но в тот день я оставалась без обеда. Или без ужина. И в наказание ночевала в промозглом подвале без окон.
После того случая Гаддинги вызывали у меня отвращение, но должна признать – они показали мне, как устроен этот мир. И научили, как в нём выжить. На этом я и должна сосредоточиться сейчас. Выжить.
– Не забудь, что я сказала, – шепнула я мечу, скользнув между палаткой кожевенника и цветочным ларьком, не сводя глаз со своей жертвы. На мужчине был ядовито-зелёный плащ, в толпе его не упустишь. Я приметила его у пивной, где он отвесил оплеуху курьеру, который не успел убраться у него с дороги.
Не то чтобы я старалась быть благородным героем, который крадёт только у плохих людей, потому что они этого заслуживают, – нет, я крала у таких же несчастных, как я сама. У тех, кто не сделал ничего, кроме того, что родился бедным, несчастным или не соответствующим ожиданиям, которые возложило на него общество. Воспоминания о том, что я делала для Гаддингов, до сих пор мучают меня, словно кусок гнилой кочерыжки, которую я всюду носила с собой и никак не могла выбросить. Но сейчас я предпочитала красть у тех, кто не стеснялся демонстрировать, какие они негодяи. Особенно у богатых негодяев, как этот тип.
