Первым выступал мышонок Йоль. Он был одет в крошеное, как и он сам, кимоно, расшитое бледными листьями. У самой сцены его папа подал ему бархатный сверток. Йоль поднялся на сцену и вытащил оттуда флейту. Вдохнув полное кимоно воздуха, он заиграл. Мелодия была такой же простой и изящной, как и его наряд. Со скамеек не раздавалось ни звука. Из-за ветра казалось, что даже Тополь тянется своими исполинскими ветвями вниз к Йолю, чтобы листочками ловить его нежную музыку. Зрители начали раскачиваться туда-сюда на своих местах, словно маятники. Как только прозвучала последняя нота, тишина взорвалась аплодисментами.
Йоль слегка поклонился, покинул сцену и вернулся на свое место во второй ряд.
После Йоля выступали Тея и Лукреция. Они были лучшими подружками и старались все делать вместе. Вместе они подготовили танец. И кролик, и белочка надели одинаковые сарафаны до пола, исписанные купавками и маками. Их шаги были настолько частыми и мелкими, что всем казалось, что они не танцуют, а плывут по сцене.
После Тристана, глотавшего огонь, лисенок Титу показал акробатический номер вместе со своей мамой. Ее все знали как одну из самых известных артисток Гуттаперчевого Театра и поэтому завидовали Титу. В номере были гимнастические кольца, кегли для жонглирования и две трапеции. Тиф и Жав надели широкие шляпы с перьями и разыграли какой-то сложный драматический диалог, после которого несколько взрослых хлопали им стоя. Белая кошечка Агафья, считавшаяся самой красивой девочкой в классе, промяукала песню на древнем языке. Все номера были запоминающимися и очень красивыми. Но все они должны были померкнуть перед номером Шевы. Она специально захотела выступать последней, чтобы публика встретила ее как следует разогретой.
– Что сегодня покажет наша Шева? – спросила у всех и ни у кого госпожа Красноцвет. – Милая, мы очень надеемся, что ты снова покажешь нам зубы!
Публика рассмеялась от шутки госпожи Красноцвет, и Шева попыталась сделать вид, что ей тоже смешно.
– На самом деле нет…
Ящерица недоумевающе вскинула несуществующие брови.
– Ну, как бы там ни было, всем все равно очень интересно, что ты приготовила!
Жестом она попросила поддержать Шеву аплодисментами, как обычно поддерживают неудачливых жонглеров, случайно упустивших из лап помидоры.
Шева попросила, чтобы на сцену вынесли стол. Она накрыла его звездчатой скатертью и прилежно расправила ту так, что не осталось ни складки. С важным видом она водрузила наверх банку со светлячком и сняла с нее чехол. Теперь предстояло настроиться.
Шева села у самого края сцены на коврик, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать. Несколько секунд мысли роились в голове, словно стая беспокойных рыб, и не давали сконцентрироваться. К ним примешивалась нарастающая паника – если сейчас она не сделает то, что делала вчера весь вечер, ее ждет позор. От насмешек Тифа и Жава в таком случае не помогут даже ее острые зубки.
Наконец, это случилось.
Шева ощутила макушкой приятную пустоту, похожую на теплый солнечный ветер. Она несколько раз качнулась вперед-назад и ощутила знакомое прикосновение. Позволила розовому свету струиться сквозь ее голову, она открыла глаза.
Виго в нетерпении метался под стеклом. Шева подняла крышку. Светлячок взлетел. Все шло по плану, можно было начинать песню.
Мелодия вылетала мягкими вечерними облачками из ее рта, словно дым из паровоза. Все вокруг пропитывалось розовым свечением, исходящим от светлячка. Он внимал каждому ее приказу, каждому мановению ее лап. Она прорисовала им воздухе несколько знакомых букв – зрелище было масштабным и в сравнение с глотанием огня точно не шло. Шева чувствовала себя абсолютно счастливой, пока ее не вернули в реальность странные звуки.
